Десять негритят

Роковой звонок я сделал в горячке. Пришел однажды с ночной. Лег. Сплю, как свинцом залитый. И тут это собачка забирается под кровать да как взвоет у меня по ухом, а я злой, когда спать хочу. Ну и позвонил в клинику, воспользовался купонами на сезонную скидку - назначил день и время "процедуры".

За две недели до назначенного дня мы старались не поднимать с женой эту тему.Легче быстро ее выправить, чем потом принимать собачьи роды.

Собака, кстати, обнаружила, что прямо за окном кухни находится крыша пристройки. Она стала туда вылазить и бегая по крыше, задорно облаивать соседей. Люди с нашей улицы сразу полюбили "собаку, которая живет на крыше". Правда у моей жены мгновенно сдавали нервы, и мне приходилось натягивать мятую футболку, вылезать из окна и бегать по крыше, загоняя собаку обратно.

"Мика! Мика" - вопил я, злой и спросонья. То ли из-за моего русского акцента, то ли из-за того, что часто люди слышат только то, что им хочется услышать, но всем соседям почему-то казалось, что я кричу "Nigga!Nigga!" - и все нас любили еще больше.

Назвать собаку неполиткорректным именем это уже подвиг в глазах сообщества.

В день процедуры прямо с утра установилась просто безумная какая-то жара. Весь город включил кондиционеры на полную мощь. Через несколько часов перегорела какая-то подстанция и на всей улице вырубили свет. В нашей клетушке мгновенно стало нечем дышать. Особенно моей беременной жене. Поэтому вместо собачьей больницы мы втроем двинули на озеро и, зайдя по шею в теплую от жары воду, простояли так до самого вечера.За Мику в тот день вступились сами силы природы.

Назначать новую дату операции и платить за то чтобы Мику слегка искалечили, мы уже так не решились.

Там, на озере я снова испытал настоящий страх.

Сказать вам честно, человек я совсем не бесстрашный. Скорее - безалаберный. Подстерегающие меня опасности я стараюсь игнорировать или не замечаю по рассеянности.

Страх настоящий, страх от осознания ситуации и полного отсутсвия контроля с моей стороны, я впервые испытал лет в десять. Тогда я неожиданно понял, что моя бабушка непременно умрет раньше, чем это сделаю я. И единственное, что я могу сделать, чтобы смягчить этот неминуемый удар судьбы это внутренне себя настроить и подготовиться. Чтобы ко дню расставания с бабушкой я просто слегка опечалился и сказал - "ну, этого следовало ожидать".

Вот такой же детский страх охватил меня в тот жаркий день на озере, когда жена сказала : "Представляешь, если бы мы сделали Мике операцию, а потом привезли домой, где не работает кондиционер и она бы умерла от жары!"

Я сразу себе это все живо представил и вздрогнул от собственной беспомощности. А еще я четко понял, что даже если и не делать собаке никаких дурацких операций -все равно теоретически ей отведено всего то лет десять жизни, ну пусть пятнадцать. Значит, скорее всего, собака умрет, а я все еще буду жить.

Мне предстоит пережить кого-то, к кому я так сильно и бесконтрольно привязан. Я вспомнил этот детский страх во всей мерзкой отчетливости, и мои мысли переключились на бабушку. Хотя с того дня, когда я осознал, что она обязательно умрет прошло уже лет двадцать пять, я ни на йоту не свыкся с мыслью, что совершенно ничем не смогу этот кошмар предотвратить.

Прогресс определенный безусловно был - я, например, пять лет ее уже не видел и года два даже и не звонил, но стоило подумать, что бабушка может вот так неожиданно умереть, снова, как и в детстве становилось жутко и страшно.

Страшно, разумеется, за самого себя - а как же это я, такой хрупкий, перенесу этот кошмар! Надо бы ей позвонить. Нет лучше написать. Звонить ей в последнее время было крайне сложно, бабушка уже почти совсем не слышала. И еще надо бы купить и отправить ей ту трость. В магазине за два квартала от дома продавалась такая классная лакированная палка с бронзовым набалдашником.

Каждый раз, проходя мимо палки, я вспоминал, что бабушка теперь передвигается опираясь на трость и клялся купить это произведение искусства, и послать домой с первой же зарплаты. Но когда приходил день зарплаты вечно обнаруживались совершенно непредвиденные расходы и покупка палки снова и снова откладывалась на неопределенный срок.

Бабушка, несмотря на ослабевший слух, чувствовала себя прекрасно и я даже наивно уверовал, что она будет жить до того момента, когда я полностью настроюсь на вечную разлуку и смогу ее отпустить. Она всю жизнь старалась делать для меня невозможное, любила очень.

***

Сорок пять дней, между тем, приближались к неминуемому концу. Я приготовил детскую, купил мебель, повесил новые занавески и разукрасил всю нашу квартирку. Оставалось одно - избавиться от дурацкой собаки, которая теперь стала лишней.

Количество угрожающих звонков тестя, вступившего в военный союз с хозяином квартиры прогрессировало.