Десять новелл и одна беглянка

Гоша «не писучий». Он и не писатель – в самом прямом, натуральном смысле. Писатель – это тот, кто любит писать, а Гоша не любит; всеми способами избегает; манкирует; не снисходит. Гоша предпочитает для наших дней гораздо более элитарную деятельность – чтение; «зачем еще множить книги, если и так столько всего написано, а среди написанного так много хорошего?» – одна из вероятных Гошиных установок. Внутренний диалог между автором и его genius в нашем случае представляет собой непрестанное препирательство, унизительные уговоры, скандалы до мордобития (глядя на Гошу, действительно иногда возникает ощущение, что он только что с кем-то крепко подрался, причем с кем-то личным, глубинным, страшным). Возможно, с этим же страшным бился в ночи Иаков (и стал на всю жизнь хромым); от такого же страшного другой уже ночью отрекался Петр (и заболел навсегда виною). Наш герой не самонадеянный мальчик, он знает прекрасно, что этого внутреннего «уговорщика» не одолеть, но Гоша упрямый – без единого шанса, без всякой надежды в каждой схватке он стоит насмерть, неведомо что отстаивая. И лишь когда превосходящая сила необходимости тащит его к письму, и нет в запасе ни хитрых приемчиков, ни лазеек, Гоша делает вид, что смиряется и кропает что-то, совсем чуть-чуть, чтоб силища эта отстала. В этой тяжкой борьбе, состоящей из каверз и лобовых столкновений, вынужденно складывается литературный стиль моего друга Гоши Кудрявцева: стиль малых форм, сдержанных фраз, до упора напичканных эмоционально-интеллектуальным содержанием; это манера максимально ценного слова; одно слово Кудрявцева сопоставимо по ценности (конвертируемо) с циклом рассказов практически любого современного классика. Добрая половина этих «классиков» без всякой натяжки, играючи может быть списана в раздел «журналистики» (а зачастую списана и реально), где слово преходяще, сиюминутно и суетно; но Кудрявцев и журналистика… это сочетание можно представить лишь как следствие трагической катастрофы, сокрушительного – до основ – перерождения. Рассказы Кудрявцева – это скорее стихи, по насыщенности и изяществу одни из самых искусных. Но – не буду притеснять жанр – все же это проза, рассказы (известно, что на самых вершинах жанры смыкаются), полные драматики, быта, игры, иронии и самоиронии, подлинной биографии. Проза эта тяготеет к замкнутости, к закругленности (цикл новелл И. К. начинается и заканчивается побегом); склонен И. К. и к перфекционизму. Он будто хочет создать совершенный, замкнутый в себе мир, одновременно движущийся и неподвижный, мир-воспоминание и мир-настоящее; создать и никогда более к нему не возвращаться, чтобы мир этот существовал уже сам по себе, не теребя по пустякам отца-основателя, как мудрый, печальный, одинокий ребенок. К. и любит и ненавидит его, как любит и ненавидит свое писательство, которое никогда в случае Гоши не случается просто так. И в это «не просто так» веришь.