Десять великих экономистов от Маркса до Кейнса

Однако в теории Кейнса есть одно слово, которое ничем нельзя оправдать: слово «общая». Те средства привлечения внимания читателя, которые Кейнс использовал, даже будь они превосходными во всех остальных отношениях, годятся лишь для того, чтобы подчеркнуть очень особые случаи. Кейнсианцы могут считать, что эти особые случаи являются реальностью нашего времени. Дальше этого они пойти не могут[234].

6. Кажется очевидным, что Кейнс стремился закрепить свои основные выводы, не обращаясь к элементу негибкости, так же, как он отказался от той помощи, которую могло бы ему оказать признание несовершенства конкуренции[235]. Однако это не всегда ему удавалось, особенно в случае точки, в которой норма процента должна стать негибкой в сторону понижения, потому что эластичность спроса на ликвидную наличность становится в ней бесконечной. В других случаях негибкость оставалась запасным аргументом, к которому Кейнс прибегал, если не срабатывал основной. Всегда, конечно, остается возможность доказать, что экономическая система прекратит работу, если достаточное количество ее адаптивных органов окажется парализовано. Кейнсианцам этот аварийный выход нравится не больше, чем другим теоретикам. Однако он не лишен значения: классический пример его важности – это случай равновесия в условиях неполной занятости[236].

7. Наконец, я должен признать изобретательность Кейнса в отношении аналитических инструментов. Взять хотя бы искусное использование мультипликатора Кана или крайне уместно созданное понятие стоимости использования (user cost), которое помогает Кейнсу определить понятие дохода и вполне может считаться значимым новшеством в экономической науке. Больше всего в этих и остальных концептуальных инструментах Кейнса мне нравится их адекватность: они подходят для его целей так же идеально, как сшитый на заказ костюм подходит заказчику. Конечно, именно это сильно ограничивает возможность их применения с любыми другими целями, кроме изначальных целей Кейнса. Нож для фруктов прекрасно подходит для того, чтобы очистить грушу. Тот, кто попытается резать им стейк, сам будет виноват в своей неудаче.

VIII

Успех «Общей теории» был мгновенным и, как мы знаем, длительным. Неблагоприятные отзывы, которых книга получила множество, только способствовали ее популярности. После ее выхода сформировалась кейнсианская школа, не в том широком смысле слова, в котором историки говорят о французской, немецкой или итальянской школе экономической мысли, но настоящая школа: социологическая единица, группа, провозгласившая верность одному мастеру и одной доктрине, со своим кругом участников, своими пропагандистами, своими девизами, своими эзотерической и популярной доктринами. Но и это еще не все. Помимо ортодоксальных последователей у теории Кейнса появилось множество сочувствующих, а помимо них – огромное количество людей, которые в той или иной форме, охотно или не очень, впитали что-то от духа или от элементов Кейнсовой доктрины. Во всей истории экономической науки лишь два учения имели такой же успех – физиократия и марксизм.

Это великое достижение, которое претендует на восхищенное признание со стороны как друзей, так и врагов. Особенной благодарности Кейнс заслуживает со стороны всех тех преподавателей, занятия которых его теория помогла оживить. К сожалению, в экономической теории подобный энтузиазм по отношению к какой-либо теории – равно как и сильное неприятие – никогда не вспыхивает, если только холодное лезвие анализа не подогрето некими политическими выводами из идеи автора, причем неважно, подразумевал ли их автор на самом деле или нет. Поэтому давайте взглянем на идеологические последствия книги. Большая часть ортодоксальных кейнсианцев – «радикалы» в том или ином смысле слова. Автор эссе о Вильерсе не был радикалом ни в каком общепринятом смысле слова. Что же в его книге так зацепило радикалов? В своей прекрасной статье в журнале American Economic Review Дэвид Райт[237] утверждает: «Консервативный кандидат мог бы провести политическую кампанию, основанную преимущественно на цитатах из „Общей теории“». Это так, но только в том случае, если такой кандидат умеет использовать оговорки и ограничения. Кейнс был слишком умен, чтобы отрицать очевидное. До некоторой степени, пусть и небольшой, его успеху поспособствовало то, что даже в момент наивысшего накала страстей он никогда не оставлял свои фланги совсем незащищенными, как быстро и не без потерь обнаруживают опрометчивые критики его экономической политики или его теорий[238].

Ученики Кейнса не смотрят на ограничения. Они видят лишь одно – обвинительный приговор частным сбережениям и те выводы, которые следуют из этого приговора в отношении регулируемой экономики и неравенства доходов.