Но все же иногда это бесстрашие оборачивалось иной стороной. Случалось, оно приводило к чрезмерным потерям. К жертвам, которых можно было избежать. Сказывалась неопытность командиров и курсантов, сказывались и наши ошибки в системе воспитания. Мы твердили ребятам со школьной скамьи в мирное время, что героизм и храбрость несовместимы со стремлением сохранить свою жизнь. И вот некоторые гибли только потому, что, повинуясь ложному стыду, вовремя не укрывались от осколков в окопчиках или в рельефе местности.
И все-таки лихая смелость и бесстрашие — это не подменишь ничем.
Я думаю, до тех пор гитлеровцы ничего подобного еще не видели. Атака на деревушку Красный Столб их ошеломила. Побросав оружие, ранцы, они стремглав бежали по всему участку, бросались в Угру и, выбравшись на берег, мчались дальше, к Юхнову.
На берегу курсанты остановились — впереди бушевали разрывы: противник уже опомнился и спасал свою пехоту огневым заслоном.
Курсанты попытались пробиться раз-другой. Не вышло. Тогда стали окапываться — и как раз вовремя. В небе появились фашистские штурмовики и бомбардировщики, огневой вал перекатился на наш берег. К счастью, противник, по-видимому, полагал, что имеет дело с крупными силами, сосредоточившимися в лесу. Главный удар был нанесен по окрестным рощам, где никого не было.
Потом гитлеровцы пошли в атаку. Больше полка пехоты и десять танков. Пришло время сказать свое слово курсантам-артиллеристам. Батарея Базыленко выкашивала вражеские цепи шрапнелью, батарея Носова ударила в упор по танкам. Гитлеровцы залегли, и тут курсанты бросились в контратаку. Один против пяти! Но, честное слово, напора этих ребят не смог бы выдержать никто.
Танки бездействовали, артиллерия тоже: и те и другие боялись поразить своих. Наконец гитлеровцы побежали.
Каких огромных усилий стоило нашим командирам удержать курсантов от преследования врага, которое было бы для них гибелью!
В этом бою противник потерял свыше трехсот солдат и офицеров убитыми, несколько десятков сдались в плои, три танка и броневик догорали в поле.
Правда, и у нас погибло немало, еще больше было раненых. Всего из строя выбыло около ста комсомольцев.
Среди пленных оказался один пожилой обер-лейтенант. Пока Россиков его допрашивал, он все вытягивал шею, пытаясь разглядеть, где же стоят крупные силы русских. Видимо, реденькая цепь курсантов — щуплых мальчишек в не по росту больших шинелях — не внушала ему доверия. Раз противник идет в атаку на крупные силы, значит, он по меньшей мере так же силен, — в этом рассуждении была своя логика.
Так же рассуждало, видимо, и немецкое командование: снова и снова бомбились пустынные рощи возле Стрекалова… Их буквально выкашивало квадрат за квадратом…
Потом опять появились танки — на этот раз их было больше, они шли не только в лоб, но и охватывали фланги; следом — пехота. Припять бой — значит неминуемо полечь здесь всем, значит еще до конца дня если не эти, то другие танки уже будут в Ильинском. А там — сами видели! — никакой обороны. Неужели придется отступать?..
Тяжело отступать даже опытному воину. А каково, если воинам всею по семнадцать-восемнадцать лет? Да еще если всего час назад видели, как враг бежит от них без оглядки… Ведь они помнят: каждый их шаг назад — это шаг к Москве…
Из тыла к Стрекалову подошла полуторка со снарядами, из кабины выскочил начальник политотдела училища батальонный комиссар Георгий Михайлович Суходолов и прямо к Старчаку с Россиковым:
— Что пригорюнились, командиры?
— Кажется, пора отходить, — опустил бинокль Старчак. — А как это ребятам скажешь?.. Они поклялись друг другу, что не отступят…
Конечно, можно просто дать приказ об отходе — и приказ будет выполнен. На то и армия. Но тут случай особый.
— Как думаете отходить? — спросил батальонный комиссар.
— Мы решили так: артиллерия движется перекатами, поорудийно, сдерживая фашистов огнем. А пехота тем временем отступит к реке Извери — очень удобный рубеж для обороны — и там окопается, — показал по карте Россиков.
— План хорош, — одобрил Суходолов. — Так и сделаем. Только соберите мне на пять минут всех комиссаров и политруков. Надо объяснить ребятам, что не велика честь полечь всем в одном бою. Важнее сдерживать немцев еще несколько суток, а это смогут только живые.
Как мы мечтали той осенью о дождях, о низких тучах! Но было ясно и безветренно, леса стояли багровые от неопавшей листвы, и над самыми кронами деревьев ревели моторы фашистских штурмовиков и истребителей. Они преследовали курсантов день за днем, охотились подчас даже за одиночными бойцами. Не успевала одна группа отбомбиться и отстреляться, а уж на смену летела новая. И так с утра и до вечера. К сожалению, наша авиация в те дни не смогла прикрыть нас от воздушного врага.
И на земле бой не утихал. Пушки почти непрерывно меняли позиции. Пока один расчет стрелял, другие перекатывали орудия на новое место. Когда машинами, когда и руками. Не перекатишь вовремя — немецкие минометы тут же накроют.