Десять встреч с мужеством

Опасней всего приходилось, когда надо было поддерживать контратаки курсантов огнем прямой наводкой. Однажды чуть не остались сразу без двух пушек: только выехали автомашины на удобный бугорок, как противник накрыл их минометным залпом. Люди живы, по машины горят. И на одной из них — снаряды горой… Тут уж не до геройства, всех курсантов с бугорка будто сдуло ветром. Одни лишь человек остался секретарь партбюро дивизиона, политрук Николай Михайлович Иванов. Остался потому, что знал: если сейчас пехота не получит поддержки артиллеристов, совсем плохо ей придется.

— Ребята, спасай снаряды!..

Услыхали. Увидали: лезет политрук на пылающую машину. Сам он ненамного их старше — недавно в партии. Неужели не боится?.. А что сумел одни — сумеют и другие.

В несколько секунд разгрузили машину, другие в это время отцепили орудия, покатили их следом за пехотой. Огонь!.. Только на пятые сутки отошли курсанты на главный рубеж — Ильинский боевой участок.

Еще за два дня до этого в перерывах между бомбежками мы слышали доносившиеся с запада звуки орудийных выстрелов и разрывов снарядов. И вот ребята проходят по мосту через речку Выпрейку. Из-под пилоток, из-под шинелей — бинты, бинты, бинты… Воспаленные глаза, почерневшие лица. Каждому из них сейчас можно дать по крайней мере тридцать лет. Валятся с ног от усталости, но держатся. Какая-то уверенность и лихость в них появилась. Гренадеры!

Комсомольцы…

Вот один остановился возле обочины, оглядывает наши позиции. А на них действительно смотреть страшно: бомбами буквально выпахано все вокруг, воронки — одна в одну. Да разве тут что-нибудь могло уцелеть?

— Ну и досталось же вам!..

Это нам-то досталось! А то, что сами выбрались из ада, так это ужо им стало в привычку. Их уже почти ничем не удивишь!

С чем мы прибыли в Ильинское? Лучшие пушки были отданы передовому отряду капитана Россикова. Нам остались совсем изношенные. Но даже таких пушек было мало. Выручил Артемьев — командующий Московским военным округом. Артемьев понимал, что решающее слово против танков скажут не гранаты и бутылки с горючей смесью, а пушки, в особенности стреляющие прямой наводкой. Правда, ничего нового нам предложить не могли — все было уже на фронте. Но поискали по арсеналам — и вот уже появился дивизион трехдюймовых пушек образца 1900 года.

Затем дюжина французских орудий, неведомо как оказавшихся в арсеналах. Эти были еще древнее, но мы и им были рады: все-таки и на второстепенных направлениях теперь у нас стояла какая-то артиллерия.

Наконец прибыл 222-й зенитный артполк. Это были уже современные пушки, их мы также решили использовать для борьбы с танками.

С утра и до вечера, как только улетали, отбомбившись, фашистские самолеты (видимо, противник давно понял, что здесь ему готовится «встреча», и не жалел бомб), курсанты копали блиндажи, окопы, ходы сообщения, запасные позиции для орудий. Многие работы велись в непосредственной близости от шоссе. А по нему круглые сутки шли (разбегаясь во время налетов по придорожным рощам) беженцы и отходили остатки частей, потрепанных или вовсе разбитых в предыдущих боях. Шли роты, батальоны, а чаще — отряды из разных дивизий. Почти все — с оружием. Шли усталые, измотанные, измученные.

Кажется бесспорным, что это должно было вызвать мрачность и ожесточение у ребят, снизить их боевой дух. Но вышло наоборот. Уж такие были эти комсомольцы! «Ага, — говорили они, — фашист, наверно, думает: всех побью. Так пусть попробует побить нас. Посмотрим, кто кому обломает зубы!..»

Ожидание боя, конечно, сказывалось. Ребята были чрезмерно веселы. Глаза блестели лихорадочно, а уж что до шуток — никогда столько не слыхали их!.. Этот день закончился для нас печальной вестью: погиб капитан Россиков. Случилось это так.

После присоединения к основным силам его дивизион был расформирован, причем одну из батарей — капитана Базыленко — поставили для обороны шоссе, а другую — 45-миллиметровых пушек — отправили на север, в подкрепление соседнего 1064-го стрелкового полка. Командовал ею капитан Россиков, комиссаром у него был политрук Иванов.

Командир полка, предполагая, что противник будет наступать через деревню Зеленино, направил батарею туда. Курсанты были уверены: там стоит своя пехота. А попали в засаду.

Фашисты открыли огонь не сразу. Они терпеливо дождались, пока последняя автомашина с пушкой на прицепе въедет в деревню. Потом разок ударили — сразу со всех сторон — и предъявили ультиматум: сдавайтесь.

Положение было безнадежно. Прямо в лоб колонне наведена пушка. Отовсюду нацелены пулеметы и автоматы.

Неужели конец? Такой бесславный — у такой славной батареи… у ребят, которые, подбив на шоссе очередной немецкий танк, шептали: «Что, гад, получил Москву?..», у комсомольцев, которые поклялись, что скорее умрут, чем отступят…

— ЗА МОСКВУ!..