Десять железных стрел

– Неплохо, а? – спросил он. – Несложный сигил, который по идее не опасен, если его не нанести на какую-нибудь важную часть корабля.

Урда внезапно замолчал, на лице отразилась тревога.

– Ой нет, а я на ней и написал? Написал, да? Ой нет, ой блин, ой нет, мы все умрем… МЫ ВСЕ УМРЕ… а нет, я просто на корпусе написал. Не волнуйтесь, у нас все в порядке.

Урда, наверное, сказал больше, но я, как любой разумный человек, предпочла не слушать.

Вместо этого я осмотрела недра корабля. Лабиринты труб пересекались с гудящей симфонией зубчатых колес и шестеренок, сталкивались с жужжащими лопастями и качающимися поршнями в огромном клубке кишок, в котором могли разобраться только революционные инженеры, его построившие. Даже при свете сигилов Урды я не видела края этому безумству. Казалось, механические внутренности корабля бесконечно тянутся в безграничной тьме.

Чрево было огромно. Больше, чем весь аэробль, на котором мы только что были… а, прости, который мы только что уничтожили. А это могло означать только одно…

– Флагман, – я обернулась к ним. – Мы на флагмане.

– Поздравляю, вы получаете звание «Капитан блядская очевидность». Всегда в тебя верила.

На хмурой гримасе Ирии смешались зеленый свет и уродливые тени; она двинулась вперед, прихрамывая – нога онемела, по всей видимости, из-за потраченной силы.

– Да, мы на флагмане. Пока ты рожей торговала, мы настроили порталов, за что тебе ни разу не спасибо.

Я сощурилась.

– Мне не спасибо? Вы, ублюдки, меня бросили.

– Эмн, ну, я понимаю, что так может показаться, – возразил Урда, быстро шагая вперед сестры. – Однако, если припоминаешь, как только мы должны были заполучить наш трофей, возникала маленькая проблемка с побегом от флота аэроблей, который непременно бросился бы нас догонять. Потому мы и потратили еще чуточку времени, перепрыгивая с аэробля на аэробль с помощью силы моей дорогой сестры, чтобы нанести…

– Сигилы.

Шепот, не более, но прозвучало так внушительно, что Урда потерял мысль. А может, я просто перестала слушать. В любом случае, мы повернулись к тени Лиетт, легкой, как струйка дыма, на фоне переплетения движущихся внутренних частей корабля.

Лиетт поправила очки и приподнялась на цыпочки, чтобы получше рассмотреть написанное на странной жужжащей хреновине. Зеленый свет давал мне лишь едва различить, что она там изучает.

Сигилы чарографа. Безукоризненно нанесенные на металл. И повторенные тысячу раз на других частях.

– Искусная работа, – пробормотала Лиетт под нос больше себе, чем нам. – Вдвойне, учитывая сложность материала.

Она глянула в нашу сторону.

– Твоя, так понимаю?

– Э-э, да! Собственно говоря, моя, – Урда неуклюже поковылял ближе и встал рядом. – И спасибо большое, приятно, что ты заметила!

– Изысканно, – снова пробормотала Лиетт, не отрывая взгляда от знаков. – Почти безупречный почерк. Чистые, дееспособные сигилы. Начертание, которое ты используешь… это Киллусианская линия?

– Ах, видишь ли, я тоже сначала так подумал, – Урда застенчиво улыбнулся. – Э-э, то есть каллиграфия – моя работа, да, а это начертание – особое пожелание клиента.

– Конечно же, – пробормотала Лиетт. – Твердый лоб – второе страшное препятствие для прогресса, твердая монета – первое. Извините, я на минутку.

Она вытащила клочок бумаги из сумки, перо из волос и что-то спешно нацарапала. Письмо засветилось, а две секунды спустя загорелось.

Урда ахнул. Даже Ирия изумленно моргнула. Но не я. Я-то знала, что Лиетт оскорбится, если я посмею отреагировать на нечто столь тривиальное, как создание идеально замкнутого пламени из ничего. Да и вообще она ни на кого из нас не смотрела.

– Сигилы не универсальны, – произнесла Лиетт, изучая их в свете импровизированного факела. – Они подготовлены с учетом индивидуальных особенностей. Конкретно для этого корабля, который, полагаю, ты никогда раньше не видел. Как, во имя всего, тебе это удалось?

– Бо́льшая часть сигилов моя – линии, изгиб и так далее, – но, должен признаться, я опирался на образец. Начертание было специально создано после тщательного изучения схем аэробля… то есть, в основном тщательного, мы не смогли украсть все, но наш наниматель настоял и предоставил оставшееся…

– Епт, да заткни ты себе чем-нибудь грязный рот, – прорычала Ирия, пропихиваясь к брату. – Ты каждому встречному будешь рассказывать, чем мы тут занимаемся?

– Я просто объясняю сложность моего ремесла тому, кто вообще-то способен оценить, – с усмешкой ответил Урда.

– Индивидуализированные сигилы. Подсказка, написанная конкретно для одной-единственной машины. Обременительно. Нелогично. Но впечатляет. Отлично сработано, – Лиетт, не обращая внимания на перепалку, одарила Урду беглым взглядом. – Как тебя зовут?

– Ой! Я, эмн… Урда. Урда…

– Нет, твое имя. Как другие вольнотворцы тебя называют?

Он покраснел и потер затылок.

– О, я не вольнотворец. Я работаю с сестрой. Меня на самом деле зовут просто Урда. Могу я, э-э, узнать твое имя?

– Двадцать-Две-Мертвые-Розы-в-Надтреснутой-Фарфоровой-Вазе, – тут же ответила Лиетт уже без единого взгляда. – Польщена.