Десять железных стрел

Как он смог? Опять показать мне это лицо? Лицо, которое я видела у костра. Доброту, скрытую под печалью. Как он смог показать мне милосердие?

Меня бесила вовсе не обычная глупая воинская гордыня. Это была желчность, наглость, крайнее высокомерие, с которым он мне это демонстрировал. Он не мог притвориться, что делает это для меня.

– Не заставлять? – Я мрачно засмеялась, чувствуя вкус собственной крови. – Я ни хера тебя не заставляла. Никто не заставляет таких, как мы, что-то делать, Джеро. Мы делаем все потому, – я зло сощурилась, – что нам это нужно.

Он не смог выдержать мой взгляд. Он скользнул глазами по Реликвии, по пустой оболочке, затем снова вниз, по мне.

– Этому миру нужно, чтобы Революция исчезла, – пробормотал он. – Исчез Империум. Пеплоусты, Обитель, вольнотворцы, все исчезли. И если эта Реликвия сможет добраться до кого-то из них… – Он снова устремил на меня ледяной взгляд. – Но тебе не обязательно умирать здесь, Сэл. Брось свисток. Уходи. Дай мне довести дело до конца.

Мне больше нечего было ему сказать. Больше никаких многозначительных взглядов. Я отпустила надежду, что он изменится, что последняя маска спадет и покажет мне человека, которого я видела в темноте.

Он тоже больше ничего не предлагал. Та личина, которую он мне показывал сейчас – неважно, будь она его очередной маской, или кем-то, кого я никогда не знала, – была пустой, за исключением холода в глазах.

Все, что у нас осталось друг для друга – сталь в руках. По нашей коже стекает кровь. И сапоги негромко стучат по железному полу.

Не его.

И не мои.

Я всматривалась в темноту кабины. Оттуда что-то появилось. У меня округлились глаза. Я ощутила, как вязкая капля крови скатилась по виску, задержалась на щеке и сорвалась на пол.

Мое сердце ухнуло вместе с ней.

54. Где-то

В моих снах у них всегда другие лица.

Иногда, они как оперные маски: слишком острый нос, очень большие глаза, рты, искривленные в гротескных улыбках. Порой они тени: черты прорисованы черным и смягчены настолько, что я даже не могу сказать, люди они или нет. Но все до последнего в моих снах они чудовища. Все. Режут ли они меня, пускают ли кровь или просто стоят и смотрят. Их лица всегда чудовищны.

Кроме ее.

В своих снах я помню ее лицо. Никогда не маска, никогда не тень, никогда не чудовище. В моих снах ее глаза запорошены солью, губы сухие, а ее дыхание – песок. Она никогда не выглядит ни извращенной, ни злобной, ни даже опечаленной.

В моих снах Дарришана выглядит… усталой.

Как той ночью.

– Эй!

В Имперских Садах в ту ночь было тихо. Огромные птицы, летавшие весь день, вернулись на свои насесты. Вечерние развлечения были коротки и унылы, да и закончились давно. Под черными глазницами затемненных окон, глядящими вниз на путаницу света и зелени, слышалось только стрекотание насекомых.

– Дарришана, – шепнула я ее тени, увидев, как она вошла. – Сюда.

Больше всего на свете мне хотелось, чтобы она ответила. Хотелось, чтобы она меня проклинала. Чтобы кричала. Хотелось, чтобы она ненавидела меня громко и яростно, как только смогла бы. Что угодно, лишь бы показала, что я все еще для нее существую. Как было до того дня, когда она ушла.

Чтобы служить щитом на Бесконечном Фронте, как я слышала. Или, иной раз, чтобы помочь снять осаду Талмассии. Или прикрывать осадников во время атаки на гору Рогоклюв. В то время в моей голове роились сотни слухов. Одни я слышала от солдат, другие придумывала сама.

Может, ее перекинули в другое подразделение, потому что в ней нуждались генералы? Или она попросила убрать ее из-за меня? Она не писала, потому что курьеры попали в засаду? Или просто у нее не было для меня слов? Все ли с ней в порядке? Или она страдала? Беспокоилась ли она за меня так, как я за нее?

Я не знала. Во всех битвах, во все дни, среди всех тел, которые преследовали меня с тех пор, как она ушла, я не находила иного. Лишь то, что она далеко, что она сражалась и не разговаривала со мной.

Со времени Бессонной прошли месяцы. Несколько месяцев, как она говорила со мной. Несколько месяцев с тех пор, как она взглянула на меня словно на чудовище. С того момента, как она произнесла имя Алого Облака со всей ненавистью и страхом, что были у моих врагов.

А то, что было у нас…

Что бы у нас ни было…

Все исчезло. Теперь я это знала. Может, даже тогда. Я отрицала, ожидала ее возвращения в мою комнату каждую ночь. И смирилась, когда увидела, что она отвела глаза. Я оплакивала ночи, проведенные вместе, я нашла другую пару рук, чтоб скользнуть в них, я обманывала себя, думая, что мне теперь все равно.

До этой ночи.

Когда я ее позвала.

И она пришла.

Силуэт Дарришаны остановился на границе видимости, аккурат под южной аркой, ведущей в сады. Мы ходили туда всю ночь, просачиваясь друг за другом, чтобы никто не заметил. В ту ночь мне дали команду не слоняться без дела. Это могло привлечь внимание Императрицы, даже если у нее не было повода сомневаться в нашей верности. Но я остановилась у южных ворот, тех, что ближе всего к дому, где она жила, и через которые, я была уверена, она проходила. Чтобы увидеться.