Десять железных стрел

Я притянула ее еще ближе и стала ждать, когда земля заберет нас обеих. Я знала, что когда это случится…

Будет совсем не больно.

56. Малогорка

– У тебя идет кровь.

– У меня всегда идет кровь.

– Потому что ты вечно делаешь вот такие сраные глупости.

– Знаю.

Ее голос умолк. Вокруг тревожно завывал ветер.

– Тебе бы броня не помешала.

– Если найду, обязательно воспользуюсь.

– Ничего ты тут не найдешь, дурында…

Ветер пел. Остальные ее слова ускользнули вместе с ним. И хорошо, потому что им обеим хотелось сказать друг другу не это.

– У тебя волосы растрепались. Дай поправлю.

– Лиетт…

– Просто замри ненадолго.

– Лиетт, поправляя волосы, ты меня не остановишь.

Она стиснула зубы. В ее глазах гнев боролся со слезами. Потянувшись, она обхватила лицо Сэл. Чуть резче, чем хотела.

– Я знаю, что не смогу тебя остановить. И ты не позволишь мне помочь. Так что, блядь, позволь хотя бы сделать что-то для тебя, слышишь?

Сэл нахмурилась. Не позволит, это правда. Она не могла позволить им прийти – солдатам и извращенным существам, которые ими командовали – в поисках Старейшего и вместе с ним Лиетт. Она не могла позволить им совершить задуманное, разорвать или растерзать ее, чтобы добраться до твари, которая поселилась внутри Лиетт. Она не могла позволить Лиетт остаться тут.

Они обе это знали.

И они были в этом согласны. Это был так себе план, но лучшее из того, что было. Разумный план. План, который мог сработать.

Они знали, что ничего другого им не сделать.

И вот Сэл Какофония, Убийца и Разрушительница, неподвижно стояла на коленях, позволяя Двадцати-Двум-Мертвым-Розам-в-Надтреснутой-Фарфоровой-Вазе, одной из самых страшных и прославленных вольнотворцев на земле, поправлять ей волосы.

Сэл глянула на Лиетт, пригладившую ей пряди, и заставила себя слабо усмехнуться:

– Ну как?

– Ужасно, – нахмурилась Лиетт.

Усмешка Сэл стала чуть шире.

– Спасибо за попытку.

Обе они долго смотрели на повозку. Всего в каких-то двадцати футах – потрепанная, местами сломанная, несмотря на все усилия Лиетт, – одновременно слишком далекая, словно находится в другом мире, и слишком близкая, чтобы не обращать на нее внимания.

Синдра и Мерет продолжали укладывать вещи, подтягивать колеса, проверяя скудные припасы, собранные по домам, и тихо переговаривались. Но через слово они напряженно оборачивались на двух женщин.

Как долго они тут стояли? Хотела бы Сэл знать. Внутри разрасталась знакомая ноющая боль, когда видишь кого-то в последний раз, еще не зная об этом. И все же времени было недостаточно. Мало, чтобы почувствовать ее пальцы в волосах, чтобы надышаться ее запахом, недостаточно, чтобы… чтобы…

– Хотела бы я, чтоб этого не было, – прошептала Лиетт. – Чтобы я не работала на Революцию. Чтобы не оказалась на том аэробле.

– Нет, не хочешь, – возразила Сэл. – Если бы так не поступила, то злилась бы на себя, хотела бы узнать, что там внутри. Ты бы придумала что-нибудь ужасно умное, например, разбить его и разобрать на отдельные части, и увидеть, что спрятано. И за тобой все равно бы пришли.

– Ты этого не знаешь.

– Я тебя знаю. И ты меня знаешь. Мы бы все равно оказались там, так или иначе, – она взяла руки Лиетт и прижалась к ним губами. – Все нормально.

– Ничего не нормально.

– Знаю.

– В жопу такую нормальность.

– Знаю…

– Будь у меня чуть больше времени подумать, я бы смогла…

– Буря затихает, – крикнула Синдра с места возничего, и Старый Угрюмец согласно вякнул. – Либо мы уходим сейчас, либо не уйдем совсем.

На этом все.

Никаких больше проволочек. Никаких желаний и жалоб. Никаких слов… кроме тех, которые она так и не смогла произнести.

Сэл протянула руку. Лиетт ее взяла. Вместе они двинулись по снегу. Как всегда хотели, но не находили ни времени, ни слов, ни воли.

В первый и последний раз.

Сэл помогла Лиетт забраться в повозку, устроила поудобнее между мягкими мешками с провизией и несколькими книгами, которые нашлись в доме Мерета – медицинские тексты, каждая страниц по шестьсот. Лиетт управится с ними до завтрашнего заката.

Но они пойдут на пользу.

Синдра устроилась в передней части повозки, взяв поводья Угрюмца. Она глянула на Сэл, прощаясь с ней кивком. В глазах еще отражалось презрение – оно будет там всегда, Сэл понимала, – но теперь его прикрывала решимость. Взгляд солдата, Сэл его узнавала. Такой можно довериться – она без сомнений будет ненавидеть Сэл до конца жизни. И это прекрасно. Ей так же можно доверить увезти отсюда Лиетт. И это еще лучше.

Сэл молча повернулась к Лиетт.

В опере все просто, размышляла она. Там всегда говорят кратко, поэтично и пронзительно перед самым занавесом.

Но здесь? Сейчас? Слишком много слов, чтобы говорить, слишком много того, что было не сказано. Сэл никогда не признавалась Лиетт, что ей нравится ее единственное платье. Нравится, как она готовит яйца. Сэл никогда не рассказывала Лиетт, что ее руки…

Ее руки.