Десять жизней Мариам

– Слушай и запоминай, Мэри. В мире существуют места, где туман времени редеет, где то, что есть, и то, что будет, пересекаются, а ничего не подозревающий путник может пройти через невидимую дверь и оказаться в чужой стране. Но ты не бойся.

Дочь указала мне путь в чужую страну, в будущее. У меня не осталось иного выхода, кроме как уйти.

По сравнению со мной девочка была светлой. А волосы – почти черными. Я заметила в них рыжие и золотистые блики, яркие, словно отблески солнечного света. Глаза отцовские, цвета темного меда и виски, которое он так любил. Теплые и искренние. Лобик напомнил мне мой собственный, а нос, длинный и тонкий, навел на мысль о материнском лице с его темно-медными рельефными скулами и… Мое сердце замерло, словно наткнувшись на препятствие. Воспоминание о лице матери растворилось в тумане теней и мгле времени.

Забвение. Оно накрыло меня серой пеленой, как набегающая волна, как порывы ветра, служащие предвестниками бури. Ферма Маккалоха, насмешки Нини, солдаты в красных мундирах, Джеймс… мой любимый Джеймс и сладкая мягкость шейки младенца Илая, Цезарь, мой спаситель, белые паруса, такие красивые и смертоносные, дверь, откуда нет возврата, голос отца, лицо матери… Лица, истории, места исчезли, скрылись за стеной забвения, куда мне больше не было хода.

Когда я переехала сюда, в этот Огайо, забвение подкрадывалось ко мне, каждый день забирая у меня по одному крохотному воспоминанию, оставляя мне новое, которое всегда было менее ценным, чем отнятое. Мой разум крутился в поисках лиц, голосов, ручьев и запахов моих прошлых жизней и людей, сопровождавших меня тогда. Чем дольше я оставалась в этом месте, в этой Америке, тем отчаяннее боролась, стараясь сохранить в памяти, через что мне довелось пройти и откуда меня привезли сюда. Поначалу это был способ выжить, сохранить рядом мать, отца, сестер и братьев, сохранить живыми их всех, а особенно Джери. Но шли дни, недели, годы, и воспоминания растворялись. В темноте вечеров, в одиночестве мой разум пытался путешествовать в прошлое и натыкался на стену из ничего. Существовали ли еще те места, дома, земли? Неужели темные воды поглотили мир, из которого я пришла? Неужели мои сестры превратились в старух, приглядывающих за внуками, а братья – в деревенских старост?

Благословенна та, кто помнит, когда все забыли.

А теперь забыла и я. Мои воспоминания, запахи, образы, звуки поглотила серая мгла. Я ужаснулась. Если я забуду, кто поведает всё?..

Голос Бекки прервал блуждания моего разума.

– Эта девчушка напоминает мне трехцветную кошку, – заметила она, обтирая ребенка. – Сама кремовая, волосы черные с рыжим проблеском, а глаза ореховые с золотым.

Бекка запела, и я узнала ее любимый псалом.

Александра нарек Маккалох, но я дала мальчику и второе имя, Эдуард, в честь отца шотландца, столько сделавшего для нас. То же самое я сделала для этой девочки. Назвала ее Эдия, в честь своей матери, и Мейв, в честь матери Маккалоха. Но никто никогда этими именами не пользовался.

Все звали ее Трехцветкой.

3 Дубинка охотника

Моя хижина стоит на холме – на одном из многих. Стены ее собраны из темных стволов деревьев, которые, как любил говаривать Маккалох, были старыми, когда его бог праздновал юность. Она льнет к земле, как ребенок к матери, и неколебимо стоит, подобно крепости защищая нас от холодных ветров. И в ней сухо, словно в пустыне, даже когда на улице льет как из ведра. Здесь, на холме, красиво – всё съедобное зеленеет, растет, леса стоят нетронутыми. Поля плодоносят, что ни посадишь, и все – свиньи, овцы, коровы, люди – питаются хорошо. Я занимаюсь чем и всегда: лечу недуги, помогаю малышам прийти на этот свет, облегчаю путь уходящим из него. Воспитываю Александра, он растет не по дням, а по часам! И Трехцветку, которая уже говорит не хуже преподобного Гордана. Ровно в девять месяцев она пошла, да так шустро. В общем, стареть некогда. Надо за своей девочкой успевать!

Люди, во всяком случае цветные, приветливы, добры ко мне и детям. Бекка и Бенджамин, ее муж, преподобный, мои лучшие друзья. Бенджамин мне симпатичен, но я не хожу в его церковь. Бекку это удивляет. А сам Бенджамин, хоть и проповедник, принимает это как должное. Поздоровается со мной, присядет, мы поговорим о том о сем, он выслушает мои советы, как лечить его больные суставы. Он говорит, что его бабушка была из «Африкки» и что я слышу голоса других богов, а это его не тревожит, потому как, когда в мир пришел Иегова, те боги уже совсем состарились. Я улыбаюсь, размышляя об этом. Иеремия с фермы Нэша такого никогда бы не сказал!

Огайо красивое место. По утрам я смотрю на холмы, на долину, пытаюсь что-то увидеть сквозь утренний туман. К востоку отсюда есть небольшие горки, которые первые люди на этой земле насыпали своими руками. Хотелось бы их увидеть, но идти далеко. Поэтому я просто смотрю на восток. И мечтаю.