Десять жизней Мариам

Ровная дорога, обсаженная с обеих сторон кустарником и небольшими деревьями, огибала ветхий беленый дом, пристань, похожую на ту, что примостилась у Ньютоновской мельницы, и небольшой паромный причал. За деревьями, домиком и пристанью по берегу рассыпались разнокалиберные дома, по реке шли баржи, колесный пароходик шлепал лопастями по воде, нещадно дымя трубой, а вдали возвышался холм, покрытый деревьями и домами. Но всем этим правила река, самая широкая, самая большая, какую я видела с тех пор, как оказалась на этой земле. Ее светлые воды сверкали на солнце, волны звенели и рассыпались брызгами, ударяясь о берега. Каждый попадавший сюда мог наречь ее по-своему. Люди, некогда обитавшие в этих краях, а теперь сгинувшие, называли этот чистый поток Спайлайвесипе. Те, кто отправился на север, зовут его Прекрасной рекой. По-французски la belle riviere. Местами она настолько глубока, что усатые рыбы, плавающие у дна, вырастают с человеческий рост. Река переносит людей, товары и болезни. Во время паводка ее вода становится коричневой. Она стремительно заливает долины и уносит тысячи жизней.

Нынешние жители называют поток «Огайо». Я зову его просто Рекой.

Джаспер улыбался, его худое лицо сияло. Исаак кивнул реке, вытер лицо носовым платком в красную клетку и тоже вздернул уголки губ.

– Красота, верно?

Я кивнула, на большее меня не хватало.

– Мама! Матли, матли! Болсая вода! Болсая вода!

Я подняла Александра, который становился все тяжелее, и поцеловала.

– Да. Большая вода.

* * *

– Это ваш дом, миссис Грейс.

Женщина по имени миссис Гордан, шедшая впереди, постоянно оборачивалась, похоже, нервничала.

– Надеюсь, вам подойдет.

Мой дом.

Я оглядела переднюю комнату обшитого вагонкой дома – маленькую, как в хижине на ферме Нэша, – увидела в дальней стене дверь, распахнула ее, и в груди у меня набух ком. Окна, деревянный пол… Маленький домик на вершине холма был тщательно выметен и отмыт, вероятно, самой миссис Гордан, и мое горло так сжалось от благодарности, что я не смогла вымолвить ни слова. Домик, по словам миссис Гордан, был снят на «неопределенный срок» и плата внесена. Перед нашим отъездом шотландец вручил мне мешочек с монетами, которые, по его словам, были моими, и только моими, чтобы я «потратила их на сыбя и мальца». Я назвала эти деньги «сокровищем Александра» и спрятала в кладовке под половицей. Дом был, как здесь говорят, «меблирован», так что оставалось разложить по местам то немногое, что мы привезли с собой, и ощутить под ногами землю Огайо. Джаспер и Айзек ушли, попрощавшись, держа шляпы в руках. Александр заплакал, потому что успел подружиться с ними, а я, несмотря на теплый прием Бекки Гордан, ее мужа, преподобного Гордана, и членов сообщества свободных цветных, ощутила себя потерянной, потому как опять оказалась в чужой стране среди незнакомых людей. Я схватила мальчика и крепко прижала его к себе. Что ж, хотя бы в этом путешествии мы вместе…

И мы стали обживаться, мой мальчик и я. Каждую ночь я произносила благодарственную молитву тому богу, который меня слушал.

Да, мне подошло.

* * *

Несколько недель спустя заглянула Бекка Гордан – с целой корзинкой разных вкусностей, от которых у меня потекли слюнки. Она жила неподалеку, умела готовить, и это было здорово! Ведь не успела я обосноваться, как у соседей запросились на свет двое младенцев, и мне не хватало времени не только чтобы готовить, но и поесть.

– Ты для нас просто находка, Мариам. Не знаю, что бы делала Лула. И дядя Эдвин. Повитуха нам очень нужна, детей-то рождается много. Конечно, – усмехнулась она, – скоро и твоя очередь придет. – Она махнула рукой. – Не волнуйся, мы поможем, когда настанет пора. Ты подскажешь нам, что делать.

Моя очередь?

Меня окатило жаром.

Я старела и тучнела. Путешествие на север было изнурительным: приходилось шагать вверх и вниз по упавшим деревьям и камням, залезать в повозку и выбираться из нее, вброд переходить небольшие ручьи. От этого я окрепла, но не похудела. Наоборот, поправилась и по-старушечьи раздобрела. Причем настолько, что последние несколько месяцев платья трещали по швам. И живот… Ой, да ладно… Просто ем слишком много хлеба, пирогов и пирожных Бекки, уж больно они у нее вкусные. Стала прожорливой. Отъедаюсь за голодные годы, вот и все.

– Нет, старовата я для этого, – усмехнулась я и похлопала себя по округлившемуся животу. – Просто растолстела. Нет, я не… – Пока я мысленно искала нужное слово, что-то внутри словно постучало мне по лбу.

Не может быть.

Я глянула на Бекки, которая смотрела на меня многозначительно и весело улыбаясь. «Dios mío! – сказала бы Долли. – Ну и повитуха: сама не поняла, что у нее будет ребенок!..»

Бекки откашлялась, а затем спросила:

– Как думаешь, когда он родится?

2 Partus Sequitur Ventrem

Partus sequitur ventrem[74]. Латинские слова. «Рожденное следует за утробой…»