Десятое декабря

Объясню.

Работал весь день.

День был обычный, наводящий тоску.

Может ли будущий читатель вообразить, как это мучительно – проживать обычный наводящий тоску день, когда хочется одного: нестись домой, обсудить стратегические планы с Пэм касательно ситуации Евы, забрать Еву из школы, крепко обнять Еву, сказать Еве, все будет хорошо, заверить Еву, что, хотя мы и не одобряем то, что она сделала, она всегда будет нашей девочкой, всегда будет для нас зеницей ок(а)?

Но в этой жизни отец должен делать то, что должен.

Весь день на работе.

Потом обычное возвращение домой: район автосалонов с подержанными машинами, длинный ряд выходящих на хайвей ветхих домов с бельем, которое сушится на веревках, относительно пасторальный участок с кладбищем первых поселенцев, бывший молл, рухнувший брюхом вверх.

Потом наш маленький дом + грустный пустой двор.

Какой-то чувак у задней калитки.

Подошел. Поговорил.

Чувак = Джерри. Детектив (!), ведет наше дело. Активисты = приоритет для города, говорит он, мэр намерен послать сильный сигнал (!). Говорит, ему известно, нам крупно не повезло в смысле денег, считает, что кляузники из «Гринуэя» заслуживают того, чтобы их варили в кипящем масле. Говорит, он сам человек невеликого достатка, семейный человек, представляет, как бы он расстроился, если бы оказался в долгу перед безликой крупной корпорацией на $8600. Но волноваться не следует, он держит это под контролем. Не успокоится, пока не найдет активистов. К активистам относится плохо. Активисты думают, они делают благородное дело? Нет. ДС превращаются в нелегальных мигрантов, отбирают места у «коренных американцев». Джерри категорически против. Отец Джерри приплыл из Ирландии на корабле, его рвало всю дорогу, потом он заполнил необходимые бланки. Это = правильный способ, полагает Джерри.

Ха-ха, говорит он.

Улыбается, отирает рот.

Джерри разговорчивый. Перед тем как стать копом, работал учителем. Рад, что больше не нужно преподавать. Его ученики – выродки. И с каждым годом вырождаются все сильнее. В последние несколько лет отбывал номер, ждал, что какой-нибудь выродок пырнет его ножом или пристрелит. Ситуация ухудшается с тех пор как дети начали становиться темнее. Если я его понимаю. Он ничего не имеет против темнокожих, но возражает против темнокожих, которые не хотят работать и учить язык и настаивают на своем праве издеваться над учителями. Когда он был мальчишкой, ему и в голову не приходило сунуть лягушонка в стакан с диетической колой одного из самых уважаемых учителей в школе. Наверняка это сделал темнокожий парень, потому что все его ученики – темнокожие. Лично его ножом не пырнули, но, в конечном счете этим бы наверняка кончилось – тот или иной темнокожий непременно бы пырнул. Потому что, если парню хватает духу подложить лягушонка в питье учителя, границ у него нет, т. е. пырнуть = следующий логический шаг.

Дети – они всегда дети, говорю я.

И да и нет, говорит Джерри. Дети = будущие взрослые. Черного кобеля не отмоешь добела. Как-то видел фильм о львенке, которого никак не ограничивали, и вот он вырос и съел хозяина. Поэтому детям нужна твердая рука.

Джерри в последнее время одинок, говорит он. Жена умерла. Не думал, что она умрет первой. Всегда была здоровая. Теперь он не знает, куда себя девать. Жена стала как облачко, даже в лучшие дни. А к концу ее словно и не было здесь. Он никогда особо не спешит домой. Дома так тихо, с тех пор как она ушла. Внуков нет, потому что детей никогда не было, у жены были проблемы с яичниками.

Поэтому много времени, чтобы заниматься нашим делом.

Тут что-то сомнительное, говорит Джерри. Не похоже на типичную работу активистов. Активисты обычно оставляют визитку: Семплике гореть в аду с красным флагом. Не=душныеЖенщины оставляют манифест + запись ДС с перечислением всего, что делала семья, чтобы оскорбить/досадить ДС, пока та находилась во дворе. В команде активистов часто есть доктор, он извлекает шнур, прежде чем посадить ДС в фургон. Но в нашем случае копы нашли след микрошнура около калитки, значит, ДС ушли своими ногами, все еще с микрошнуром.

Что-то не складывается.

Джерри чует что-то неладное.

Но не беспокойтесь, говорит Джерри: он «здесь надолго».

Пока посидит немного во дворе. Так он обычно начинает: «входит прямо в голову преступника».

Джерри кашляет, бредет в глубь двора.

Вхожу в дом. Рассказываю обо все Пэм.

Мы с Пэм стоим у окна, смотрим на Джерри.

Томас: Кто это?

Я: Так, человек.

Пэм: Не ходи туда. Не говори с ним и вообще ничего такого.

Лилли: Он у нас во дворе, а нам нельзя с ним говорить?

Я: Да. Правильно.

Я пишу почти в полночь. Джерри все еще во дворе (!). Джерри курит, Джерри раз за разом повторяет фразу из четырех нот, действующую на нервы. Слышу его из гостевой комнаты + чую запах его сигареты. Хочется спуститься, прогнать Джерри со двора. Сказать: Джерри, это наш двор. Наши дети спят, если вы разбудите их своей песней, они завтра будут в школе полусонные. И еще, Джерри, мы не разрешаем курить в доме и рядом с ним.

Но не могу.

Не должен ни коим образом враждовать с Джерри.

Боже мой.