Десятое желание

Едва Ян заправил бутоньерку в нагрудный карман пиджака, как в полке туалетного столика завибрировал мобильный. На этот телефон со старым номером звонили нечасто: в основном, должники, реже – старые приятели. Ради них и была затеяна возня с восстановлением сим-карты разбитого телефона. Ян даже близко не допускал мысли, что причина могла быть не в долгах, о большинстве из которых он забыл, и тем более не в приятелях, общения с которыми избегал. Что все это делалось ради одного единственного звонка.

На дисплее высветился незнакомый номер. Ничего не успев почувствовать, Ян поднес телефон к уху.

– Алло!

– Привет… Это Катя.

Могла и не представляться. Ян никогда не забыл бы ее голос. Хотя думал, что больше его не услышит.

Что-то встрепенулось, заныло внутри – и затихло.

– Привет, Кэт. Что-то случилось?

– Я просто соскучилась по твоему голосу.

Ян улыбнулся.

Маленькая милая эгоистка.

Она еще что-то спрашивала про его дела и про удачу, а он что-то отвечал, но уже думал о том, что скажет в конце разговора.

– Ян, ты скоро? – донесся из-за двери нетерпеливый голосок Мерседес. – Мы опаздываем!

Ян убрал телефон от уха.

– Еще минутку.

И снова в трубку:

– Кэт…

– Да? – доверчиво переспросила она.

Ян медлил несколько секунд, прежде чем произнес следующую фразу:

– Не звони мне больше.

Он не сразу сбросил вызов. Дождался, пока Катя ответит.

– Хорошо. Не буду.

И только тогда прервал разговор. Отложил телефон на туалетный столик. Глядя на отражение в зеркале, поправил атласные лацканы смокинга.

– Заходи, я готов! – произнес он по-немецки.

Дверь распахнулась, и в комнату вплыла золотоволосая немка в легком платье изумрудного цвета. В руках она держала букет из тех же цветов, что и бутоньерка Яна. Лучисто улыбаясь, Мерседес покружилась. Платье приподнялось шифоновым облаком – и мягко опустилось на бедра.

– Моя невеста – красавица! – искренне произнес Ян и взял ее за руку.

Глава 32. Молитва

Три года спустя Ян отмечал Рождество вместе со своей женой в Париже.

Мерседес организовала ему четыре выступления в местных клубах. Все они прошли с аншлагом: французская публика оказалась чувствительной к пронзительной музыке Ворона со шрамом. Поговаривали, что его саксофон выплавлен из чистого золота, награбленного в России. Давая интервью таблоиду «Closer», Ян намекнул на криминальное прошлое. Мерседес хохотала, читая статью. Она понятия не имела, как близко он когда-то находился к опасной черте, а мог бы и вовсе ее переступить, не случись ареста Султана.

Теперь парижские выступления остались позади, на столике их крошечного, но уютного номера лежали билеты на утренний рейс в Мюнхен. Это был их последний день в Париже и первый – в череде новогодних праздников.

Обнимаясь, Ян и Мерседес брели по солнечным улочкам, не сверяясь ни с картой, ни с указателями. Балагурили уличные музыканты, Ян щедро им подавал. Его плечо потягивал рюкзак с сувенирами, купленными Мерседес на рождественском рынке. Из рюкзака просачивался аромат лавандовых подушечек из Прованса и марсельского мыла.

Утром на Елисейских полях они съели с десяток блинов, запивая их горячим вином и шоколадом. А теперь день подкатывал к обеду, и легкий голод заставлял Яна внимательнее всматриваться в витрины кафе, спорящих друг с другом за звание самой сказочной. На одной из них северные олени везли сани, груженные подарками: большая алая коробка, перевязанная белым бантом, вероятно, соскользнула к стеклу при резком повороте. На другой – Арлекино раскачивался на огромной елочной игрушке. На следующей – Оле-Лукойе, зажимая в руке спринцовку с молоком, тихо-тихо входил в комнату, где засыпали в кроватках дети.

Мерседес перевела взгляд с ребятишек на Яна и сжала его ладонь.

– Я должна сказать тебе кое-что очень важное. Это изменит твою жизнь. Возможно, очень сильно.

Она медлила, и по ее взволнованному лицу Ян не мог понять, хорошая новость или плохая.

– Я беременна, – вкрадчиво произнесла Мерседес.

Ян остановился.

– Но ты же хотела этого, правда?

Мерседес заулыбалась, не мило и робко, как обычно, а широко, забыв о крупных передних зубах, которых стеснялась.

– Я не знаю… Но так случилось, и я очень, очень счастлива! Это такая замечательная новость! – она приложила к улыбке сведенные, как в молитве, ладони.

– Тогда я тоже счастлив, – Ян крепко обнял ее. – Давай отметим это! Прямо здесь, в кафе с Оле-Лукойе. Но больше никакого алкоголя…

Он открыл перед Мерседес дверь, но не сразу вошел следом. Это, действительно, была замечательная новость. И она действительно сильно изменит его жизнь.

* * *

– Ты скоро уже? – донесся ленивый голос Валеры.

Катя не ответила. Она ходила из угла в угол ванной комнаты, которая вдруг показалась крошечной. Лоб горел от волнения. Это были самые длинные пять минут в ее жизни.

Она знала, что нельзя обращаться к Богу по пустякам. Особенно – по таким. Особенно – в Рождество, пусть и католическое. Но руки сами складывались в молитве.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Боженька, не дай… Пожалуйста, Боженька…