Десятый мертвец

Осмотр других трупов, а также помещений подтвердили вывод Нафиева: убийца воспользовался доверием работников спецсвязи! Проник туда как знакомый некоторых фельдъегерей. Сколько было убийц и их пособников — никто не знал. Все это было, конечно же, грубейшим нарушением всех правил и инструкций о режиме этого несчастного учреждения.

Трупы работников спецсвязи выносили из главного входа и клали на небольшую площадку перед зданием, прежде чем очередная машина скорой помощи на всех парах, гудя сиренами, подъезжала к месту трагедии и увозила свой страшный груз. Залитые кровью и искаженные гримасами боли лица мертвецов, полуобгоревшая их одежда производили тяжкое впечатление на видавших виды работников прокуратуры и милиции.

«Какая же гадина загубила столько жизней?» — витал в мыслях у всех один и тот же вопрос.

— Товарищи! Товарищ прокурор! — К Нафиеву подбежал молодой милиционер. — Экспедитор Фарзиева, кажется, жива. Пульс прощупывается!

— Где она?! — Нафиев, не дожидаясь ответа, поспешил на первый этаж.

— Там она. — Милиционер махнул рукой в сторону комнаты приема иногородней корреспонденции.

— Девять трупов вынесли, — продолжал милиционер. — Она десятая! Десятый мертвец. И вот, слава Богу, ожила. Может, и не помрет, выдюжит.

Окровавленная темноволосая женщина лежала у двери в комнату для иногородних без видимых признаков жизни. Судмедэксперт определил: ранение в шею. Потеряла много крови и к сознанию здесь не вернуть.

Десятую жертву разбойного нападения на здание спецсвязи срочно отправили на операционный стол.

— Установите круглосуточную охрану ее, — распорядился Нафиев, обращаясь к начальнику казанской милиции Галимову.

Тот кивнул головой и сказал:

— Информация о том, что Фарзиева жива, никуда не должна просочиться. Это в интересах следствия. Я уж не говорю о ее жизни.

— Верно. — Прокурор кивнул головой. — Пусть так и будет. Для всех посторонних все десять — мертвы.

Затем Нафиев неспеша направился во двор злосчастного учреждения, находившийся с правой его стороны. Окинул взором все здание и задумался.

В критические моменты, сложнейших ситуациях, в которые его то и дело ставили «производственные» дела, то есть совершаемые злодеями тяжкие преступления, а в последнее время — и политические события в России и Татарстане, у Сайфихана Хабибулловича всегда возникала потребность уединиться хоть на несколько минут: спокойно, хладнокровно оценить происшедшее, как бы абстрагируясь от всех нагрянувших горячих событий. Он шестым чувством ощутил: либо он раскроет это дело в ближайшие дни, либо оно повиснет. Такие «висяки», иногда возникали в его долгой прокурорской деятельности. Правда, те дела были не столь громкие. Но все их он знал наперечет, как свои пальцы. Они у него, как занозы: стоит только тронуть мысленно, так и начинает в душе неприятно саднить. А от мысли, что это дело может зависнуть, по спине пробежал противный холодок.

Нафиев давно заметил, еще будучи студентом университета: перед серьезными испытаниями у него всегда появлялись дополнительные силы, помогавшие собраться с волей, сконцентрировать мысль и расставить все в логический порядок. Но это состояние приходило не сразу, как у студента, вытянувшего на экзаменах трудный билет. Вначале какое-то смятение, неуверенность, а затем — ясная память и живая пульсирующая мысль. Успевай только записывать ответ.

Но этот экзамен — особый. Здесь в одном билете минимум десять вопросов, связанных с человеческими жизнями. И эта тяжесть, вернее, ответственность сковывала полет мысли, а не окрыляла ее, то есть не придавала дополнительного импульса. И ему казалось, что мысли были расплывчатыми и тянулись, как патока, застилая истину трагического события. И он стоял, медленно переваривая череду происшедших событий, как будто речь шла о далеком по расстоянию и по времени происшествии. Когда Нафиев изредка попадал в такие «патовые» психологические положения, вспоминал родные лица матери и отца. Или любимую жену Гельсину — верного друга и советчика по жизни. Эти образы как бы привносили ему силы, как принято нынче говорить, создавали положительную энергетическую ауру, и он «подзаряжался» решительностью. И он начинал делать быстрые выверенные ходы, словно опытный шахматист, играющий пятиминутку, блиц-партию.

Прокурор смотрел на здание, зарешеченные окна первого этажа, закоптелые стены, но в это время он уже был во власти своих мыслей.