Десятый мертвец

Мысли у Нафиева начали возвращаться на круги своя, повторяясь одними и теми же выводами, только с разных сторон. И тут его осенило: «А тот молодой хмырь на „Жигулях“, что беспокойно крутил головой и нервно ерзал на сидении, которого задержали, видимо, и был перевозчиком оружия, вернее, должен был перевезти его! А вместе с оружием перевезти и своих сообщников. Но по какой-то причине вовремя к обусловленному месту не приехал. А приехал с опозданием!»

Прокурор подозвал к себе начальника уголовного розыска.

— Срочно допросите задержанного водителя «Жигулей». Проверьте, не числится ли он в картотеке ранее судимых. Это первое. Второе: выявите, кто уволился за последний год из республиканской спецсвязи. Составьте список их и — сюда, ко мне!

Пока производился осмотр первого этажа в присутствии понятых и исследовали бутылки из-под водки, обнаруженные в комнате дежурного, прибыл начальник угро города и сообщил обескураживающую новость: задержанный водитель «Жигулей» бежал!

Глава II Водка «Петровский завод» или «бутылочная версия»

Качество алкогольных напитков заключается не столько в том, как они быстро и надежно (качественно) валят с ног, сколько в том, как безболезненно дают возможность встать после протрезвления и обрести человеческий облик.

Автор

К ночи по небу поползли косматые тучи с ржавыми подпалинами по краям, застилая яркую россыпь мерцающих звезд. И вскоре со стороны озера Кабан повеяло прохладой. А с возвышенностей и холмов, окаймляющих левый берег озера, поползли по прилегающим улицам города влажные тени, замешанные на туманных дымках. Но город еще не спал: из гостей с шумом возвращался подгулявший народец. А вот рестораны и ночные бары еще вовсю гремели музыкой, песнями, пьяными криками, славящими виновников торжеств и тех, кто оплачивал попойки.

Из двора дома, что напротив здания узла спецсвязи, вывалилась пьяная компания, распевая разухабистые частушки. Бойкая белокурая молодушка, приплясывая и кому-то грозя пальчиком, низким грудным голосом горланила:

Не хватай меня за ляжки,
Я тебе не дам.
Я работаю в колхозе,
И манда — по трудодням…

— Товарищ прокурор, — обратился к Нафиеву следователь Шарафетдинов, — может, допросить эту компашку? Вроде как из соседнего дома они… Может, что и видели из окон, когда отдыхали…

— Когда гуляют, упиваясь, люди зыркают не в окна, а друг на друга и на стол. К тому товарищ, а по нынешним временам господин Бахус[2] — эгоист, не позволяет отрывать взор наших мужиков от своего творения, пока оно не кончится…

Следователь, глядя на пьянющую компанию, многие из которой держались еле на ногах, произнес:

— Да… видимо, зелье у них только что кончилось, а не то бы еще гудели…

Тем временем компания словно находилась в пустыне, не замечая никого вокруг, смеялась и галдела очередной частушкой, которую исполняла теперь грудастая брюнетка:

Полюбила тракториста
И разок ему дала.
Три недели сиськи мыла
И соляркою ссала…

По лицу Нафиева пробежала легкая гримаса, вроде улыбки:

— Надо поговорить с жильцами домов. — Он махнул рукой в сторону кирпичных двухэтажек, что стояли на другой стороне улицы. — А это, видать, их гости…

Один из работников милиции обратился к подгулявшей компании:

— Ребята! Вы когда в гости шли, и позже, чего-нибудь здесь не заметили? Ведь тут пожар был…

— …А, пожар… — подал голос один из молодцов, — это когда мужик бабу прижал… когда их охватил огонь сексуальных страстей… Было дело… мы с Венерой тоже тушили пожар… в ванной… голыми. Обширные ожоги от трения в пахе заработали…

— Молчи, Леха, — шикнул на говоруна рыжий здоровяк, — а то в ментовскую здравницу отволокут под названием КПЗ[3]. Али еще хуже — к следователю Ваньке Магаданову-Колымскому отведут на допрос. А он, говорят, крутой: чуть что — сразу путевочку на Юг… Чукотки или Воркуты выписывает.

Наблюдая эту картину, Нафиев невольно подумал: «Вот он — излом жизни: в одно и то же время, с одной стороны, убиты безвинные люди, а с другой — буйное веселье, разврат и пошлость. А между ними и находится то, что называется нормальной пристойной жизнью. Но эта середина занимает слишком уж узкую социальную полосу, и чем смутнее время в стране, тем она, как шагреневая кожа, больше сужается». Вдруг вспомнились слова историка Ключевского: «Человек — это величайшая скотина в мире».

Он глубоко вздохнул и направился в здание узла спецсвязи, чтобы принять участие в продолжающемся осмотре места происшествия. А голову свербила мысль: «Уж не пессимистом ли становлюсь. А ведь пессимист — это не реалист, а человек, оторванный от жизни, ибо видит ее только с одной мрачной стороны и не видит никаких положительных перспектив».