Но с 1947 года Сталин начал неспешно вести расчетливую «шахматную игру», которая закончилась в 1950-м. Родной младший брат Н. Вознесенского, также затем видный советский экономист, в своей книге мемуаров подчеркивал то, что я уже выше отмечал — Л.А. Вознесенский: «Воодушевлённые Победой и верой в начало новой, лучшей жизни люди творили чудеса, возрождая, казалось бы, окончательно погубленное фашистским нашествием; режим был прочен, как никогда, но Сталин видел: это уже не те, что раньше, это другие люди. Теперь не только он, но и они — победители».
Поэтому Сталин и праздничные военные парады 9 мая не проводил —чтобы лишний раз не возбуждать в народе эти чувства национальной гордости и достоинства.
Предположим — Сталин был обеспокоен ростом после войны русского самосознания, достоинства, — национализмом, и решил для острастки репрессировать большую группу «высунувшихся» самоуверенных русских управленцев и просчитывал негативные последствия: во-первых, потеря многих толковых управленцев — ответ: страна большая, можно заменить; во-вторых, может возникнуть в результате вопиющей несправедливости опасное возмущение русского народа — ответ: ерунда, «массы» неграмотны — это вопрос соответственного освещения в прессе — назовем врагами народа, заговорщиками, проведем соответственно в коллективах разъяснительные партийные собрания — поверят; в третьих, а кто из грамотных авторитетных русских мог бы возмутиться, разъяснить народу и представлять опасность? В отношении этих не мешало бы перестраховаться.
И здесь мы сталкиваемся с ещё одной неразрешимой для многих историков-сталинистов загадкой — над поведением «русского» Сталина, который в 1947 году вдруг неожиданно для многих вспоминает униженного в 1946 году и в определенной мере репрессированного — сосланного подальше от Москвы в Одесский военный округ — маршала Победы Георгия Жукова и возбуждает против него «трофейное дело». Хотя всем прекрасно было известно, что после тяжелейшей войны все выжившие в ней, от маршалов до солдат, везли из поверженной гитлеровской Германии домой трофеи и считали это правомерным, справедливым не только на правах победителей, но и как компенсацию за уничтоженные дома, мебель, лошадей, скот и т.д. По такому «трофейному» делу следовало судить всю многомиллионную советскую армию.
В ходе следствия над маршалом Жуковым Сталин выводит его из состава ЦК под одобрительные роптания группировки космополитов. Жуков возмущен, требует справедливости и рвется на прием к Сталину — якобы добрый умный царь, если ему сказать правду, то во всем разберется, справедливо рассудит и накажет подлых хулителей, но Сталин его не принимает, тогда Жуков пишет письмо Сталину с просьбой принять его для объяснений, в котором утверждает: «Вас обманывают недобрые люди (и т.д.)». Сталин молчит, не отвечает. Жуков пишет второе письмо — результат тот же. Жуков в тот момент не понимал ещё, что Сталину нужна была не справедливость, а совсем другое.
Совершенно неправильно разделять репрессии Сталина против Жукова, русских генералов и против «ленинградцев». Это разные части одного сталинского плана по очередной чистке; он решил понизить, срезать резко возросший во время войны во власти «русский фактор», за который сам в конце войны восторженно поднимал тост.
Андрей Жданов, единственный из высокопоставленных русских, имел постоянный рабочий доступ к Сталину и мог замолвить слово в защиту своих соплеменников. Но в январе 1948 года Сталин ставит А. Жданова в неприятное, щекотливое положение — почему-то именно ему поручает очередной раз допросить Жукова по «трофейному делу», и Жуков вынужден перед Ждановым оправдываться и рассказывать о своей личной жизни. В результате маршала Жукова в подвешенном состоянии, «на крючке» — с незакрытым «трофейным делом» Сталин отправляет ещё дальше от Москвы — в Уральский военный округ, где у сильно расстроенного и возмущенного несправедливостью «железного» Жукова на нервной почве случается первый инфаркт. Уничтожить знаменитого маршала было нецелесообразно, не прагматично, потому в любой момент «холодная война» могла перейти в «горячую», и находящийся за Уральскими горами Жуков мог ещё пригодиться.
Легендарный маршал Константин Рокоссовский не был русским, был чистокровным поляком, но среди военных и советского народа обладал не меньшим авторитетом, чем Жуков, причем —- относился к Жукову, несмотря на его опалу, с нескрываемым достойным уважением и не приветствовал против него репрессии. В начале 1949 года Сталин отправил К. Рокоссовского также подальше от Москвы — в Варшаву.