Детектив и политика 1990 №5(9)

С каждым часом в Кабуле оставалось все меньше войск. Через неделю командование должно было снять режимную зону вокруг столичного аэропорта, отправить домой солдат с застав и блоков, оборонительным кольцом опоясывавших город. Готовился покинуть Кабул и смешанный авиаполк. Предполагалось оставить лишь экипажи трех военно-транспортных самолетов, в задачу которых входило перевезти 3 февраля командование 40-й армии из столицы в Найбабад, и человек десять для обеспечения взлета. Согласно плану руководитель Оперативной группы МО СССР в Афганистане генерал армии Варенников должен был оставаться в Кабуле вплоть до вечера 14 февраля. Ему предстояло покинуть Кабул самым последним из когда-то многотысячного гарнизона.

Что касается военных советников, то их незначительная после сокращения группа по-прежнему находилась в Афганистане. (За девять лет войны военно-советнический аппарат потерял 178 человек убитыми.) Партийные и комсомольские советники отбыли еще осенью 88-го года.

Сильно поредел и советский пресс-корпус.

Между теми, кто планировал уехать до 15 февраля 1989 года, и теми, кому надлежало оставаться здесь и после вывода войск, установились отношения, какие бЬшают в больнице между безнадежно больными и выздоравливающими. Нет, не зависть первых ко вторым, а просто некоторое отчуждение.

Жены оставили журналистов, работавших в Кабуле, еще в 1988 году. Пресс-корпус вел теперь неуютную холостяцкую жизнь. Один из нас, особенно изнывавший от одиночества, завел на своей вилле три или четыре кошки. Это вызвало шквальный огонь шуток со стороны репортера-ветерана, слывшего наиболее несентиментальным сухарем-матерщинником во всей советской колонии. Каким же было мое изумление, когда однажды утром, заночевав у него дома, я услышал его сиплый шепот: "Духик! Духик! Иди ко мне, моя деточка! Я тебе жрать приготовил… Ду-ухик, скотина, иди попей молочка, которое тебе приготовил папочка… Ду-ухик!" Через минуту из-за угла появился жирный черный кот и смачно-лениво облизнулся, увидев знаменитого тележурналиста на коленях, с блюдцем подогретого молока в руках.

На глазах таял и кабульский дипкорпус. От некоторых посольств остались лишь опустевшие здания. Иные же сократили свой состав до посла и советника. Последний зачастую одновременно исполнял роли дипломата, водителя, курьера, дворника, охранника, повара и собутыльника.

В дипломатическом представительстве Польши я вообще не обнаружил никого, кроме посла.

— Думаете ли вы покинуть Афганистан? — спросил я его.

— Кто его знает, где сейчас человек может себя чувствовать в большей безопасности — здесь или в Польше? — ответил он и мрачно улыбнулся.

— Вы давно в Афганистане?

— Порядочно, — сказал он и посмотрел в окно, заставленное мешками с песком.

— Как вы думаете, — спросил я, поняв, что беседа будет предельно короткой, — почему путь афганской революции оказался столь трагичным?

— Молодой человек, — по-стариковски прищурил он глаза, — умирают не только революции, но и куда более значительные вещи. Например, любовь…

На кабульских улицах все чаще мелькали советские военные бушлаты — люди покупали последние сувениры для родных в Союзе. В тех лавках, близ которых урчали наши бронетранспортеры, цены были как бы под прицелом и потому ниже, чем в "неконтролируемых" районах. Помню майора, который, хорошо отоварившись, запихивал покупки в "уазик". При этом он напевал:

Благодарю тебя, Кабул.
Ты одел нас и обул!

— Мир и здоровья покупателю! — приветствовал меня и переводчика-афганца на ломаном русском пожилой дуканщик, когда я однажды появился на пороге его лавки.

Я намеревался купить зажигалку, однако хозяин магазинчика загнул чрезмерную цену.

— Слишком дорого, — сказал я.

— Твой дело! — ответил дуканщик и потряс дымчатой бородой.

— Если я у тебя не куплю эту штуковину, — убеждал я его, — кому ты ее продашь?! Ведь через пару недель здесь уже не будет советских.

— Ахмад Шах будет! — хитро улыбнулся он. — У Ахмад Шах много доллара от Пакистана, от Америка… Он — покупать!

— Ахмад Шах не скоро здесь появится, уж поверь. А мы уходим.

— Уходим, уходим! — повторил он, внимательно посмотрев на меня умными полузакрытыми глазами. Помахал рукой и что-то сказал на своем языке.

Когда мы покинули лавку, я попросил сопровождавшего меня афганца перевести последние слова дуканщика. "Он сказал, — услышал я в ответ, — что русские солдаты уходят на север к себе домой. А потом они уйдут еще дальше на север, оставив свои мусульманские республики".

Эти слова мурашками пробежали по спине. Я оглянулся: дуканщик все еще приветливо улыбался и опять помахал мне рукой.