Детектив и политика 1990 №5(9)

— Начало вывода войск, — ответил он, не раздумывая. — Отправили первые две колонны из Кабула. Думали, оппозиция начнет бить им по хвостам. Но все обошлось. Однако тяжелее всего оказалось выводить армейские части из Кандагара. Район очень турдный. Вдоль дороги сплошняком тянется "зеленка". Афганских войск маловато, да и уровень их подготовки оставлял тогда желать лучшего.

— Но сейчас-то легче?

— Пока рано говорить. Проблема номер один — Саланг. За последние двое суток лишь на одном семидесятикилометровом участке сошло тридцать девять лавин. В районе Южного Саланга Ахмад Шах сосредоточил сильную группировку — более четырех тысяч вооруженных людей. Такого скопления еще никогда там не было. С ее помощью он планирует перекрыть дорогу на Кабул после нашего ухода. А это будет равнозначно блокаде столицы. Хоть Масуд и обещает не трогать наши колонны, мы не можем верить ему на слово. Допускаю, что он скоро развяжет боевые действия… Понимаете, сложность состоит в том, что мы ограничены во времени. Мы обязаны покинуть страну к 8.30 утра 15 февраля. Если задержимся на несколько часов — мировой скандал. А на дороге лавины, лед. Техника идет медленно, все время остановки, пробки, аварии… Тут еще Ахмад Шах со своими четырьмя тысячами. Так что голове есть о чем болеть.

— Какое подразделение последним покинет Афганистан?

— Разведбат бывшей Кундузской дивизии. Но я пересеку мост через Амударью самым последним. Пешком.

— Вы уже знаете, что скажете в минуту окончания войны?

— Да: за моей спиной нет ни одного советского солдата. — И все?

— Не совсем. То, что я скажу затем, не сможет выдержать ни один репортерский магнитофон — взорвется!

— Что вас ждет дальше?

— Киев. Киевский военный округ. Там я никогда не был. Кабул знаю значительно лучше, чем украинскую столицу… Я ведь уже третий раз в Афганистане. Когда уезжаешь — среди наших бытует такая примета, — никогда нельзя говорить, что ты тут в последний раз. Вместо "последний" следует употреблять "крайний". Но я ею пренебрег. Улетая домой после первого захода, сказал: "Прощайте, братцы, обнимемся напоследок!" Но не прошло и нескольких лет, как я вернулся. Уезжая во второй раз, сказал себе: "Все, Громов, это твой последний приезд сюда — железобетонно!" Но судьба распорядилась иначе. И вот я здесь сижу с вами разговариваю, а про себя думаю: "Это мой крайний раз!"

— Боитесь, что опять пошлют?

Громов выпустил дым сквозь сжатые зубы, вдохнул его носом. Откинувшись на спинку кресла, сказал:

— Нет. Это — точка. Все!

Но я не понял, к чему относилось "Все!" — к войне или к нашей беседе. И задал последний вопрос:

— Вам часто приходится контактировать с генералом армии Варенниковым?

— Конечно. Если бы не он, наши здесь наломали бы в пять раз больше дров.

Варенников родился в 1923 году в Краснодаре. Закончив в 42-м курсы командиров взводов при Черкасском пехотном училище, он попал на фронт в октябре того же года. Командовал взводом. С августа 43-го стал начальником артиллерии полка, а с апреля 45-го — заместителем командира полка по артиллерии. Находясь на Сталинградском, Юго-Западном, 3-м Украинском и 1 — м Белорусском фронтах, он участвовал в Сталинградской битве, освобождении Донбасса, Правобережной Украины, Польши, в боях за Варшаву и взятии Берлина. Сопровождал Знамя Победы из Германии в Москву. Был трижды ранен. После войны командовал полком в одном из наших северных округов.

Шли годы — Варенников менял части, города и округа. После учебы в академии Генштаба в июле 1967 года принял корпус, а через два года — армию. Летом 1971 года сорокавосьмилетний генерал оказался в ГДР в качестве первого заместителя главкома Группы советских войск в Германии. С июля 1973 года — командующий войсками Прикарпатского военного округа. С августа 1979-го — в Генеральном штабе. Был начальником Главного управления, первым заместителем начальника Генштаба. Весной 1985-го он прибыл в Афганистан и возглавил здесь Оперативную группу Минобороны СССР, оставаясь в должности первого заместителя начальника Генштаба. С тех пор именно Варенникову подчинялись сменявшие друг друга командующие 40-й армией — когда-то Родионов, потом Дубынин, а на завершающем этапе войны — Громов. Упоминать фамилию Варенникова журналистам было запрещено вплоть до последнего дня войны.