Детектив и политика 1990 №6

Командир уже пришел в себя. Услышанное настолько потрясло его, что сон как рукой сняло. Этот Маржик, наверное, с ума сошел, пыталря он себя успокоить. Ведь все это неправда. Это не похоже на часть, которой я командую, не похоже на солдат, которых я хорошо знаю. Я и этому Рамбоусеку верил, а Томанека я не любил, потому что он был какой-то странный, рафинированный, совсем не похожий на остальных, у него все время возникали какие-то вопросы и замечания по разным поводам — в общем, он был интеллектуал. А вот с Рамбоусеком все было просто и понятно, на все приказания он отвечал: "Есть, товарищ майор!"

Капитан Маржик положил перед ним свои записи, сделанные во время опроса солдат.

— На, читай! Это показания рядового Словачека.

Все сомнения исчезли. Командир части вскочил, начал одеваться.

— Дневальный! — крикнул он. — Немедленно позовите командира третьей роты Когоута!

Когоут явился через несколько минут. Поскольку была объявлена тревога и часть перешла на казарменное положение, он, как и другие офицеры, ночевал в казарме.

— По вашему приказанию прибыл, товарищ майор! — бойко отрапортовал он с порога.

Это был высокий красивый деревенский парень откуда-то из Южной Чехии. Военная форма ему шла, хорошо на нем сидела, и он прекрасно это понимал. Он был самолюбив и тщеславен, майор Гержман не раз отмечал это для себя, но, поскольку третья рота всегда считалась лучшей, к этим качествам ее командира он относился с юмором. "Хочешь во что бы то ни стало отличаться? — посмеивался он. — Все красуешься? И что, опять первое место на стрельбах отхватил?"

Но сейчас он так напустился на Когоута, что даже охрип:

— Это что же творится в вашей роте, товарищ надпоручик?

Когоут сразу смекнул, в чем дело, по выражению лица этого худющего капитана из контрразведки, которого всегда побаивался. Капитан смотрел на него осуждающе холодными своими рыбьими глазами.

— Я все делал, чтобы воспитать закаленных, надежных солдат, — ответил он самоуверенно. — И, как сами знаете, мне это удавалось.

— Но какими методами ты этого добивался? — кричал командир. В порыве гнева он даже не заметил, что перешел на "ты". — Тем, что превращал солдат в послушных животных? Тем, что унижал человеческое достоинство? Что держал их в страхе? Все эти дутые успехи построены были на страхе и побоях. Ты знаешь, что я с тобой за это сделаю? Разжалую и передам военному прокурору, пойдешь под трибунал, пусть тебя посадят, чтобы на собственной шкуре, ты испытал то, что пережили эти несчастные мальчишки, над которыми издевались с твоего ведома!

Надпоручик, поняв, что все потеряно, тоже начал дерзко тыкать командиру:

— А как бы ты по-другому хотел воспитать солдат из того сброда, что мы получаем ежегодно? Из преступников, наркоманов и хулиганов, гомосексуалистов, панков и гнилых интеллигентиков? Все они ненавидят военную службу! Без дедов и кулаков в армии не будет дисциплины, ты это запомни, а все остальное — красивая болтовня для докладов наверх и для печати. Ты это прекрасно знаешь! Зачем же ломать комедию? А если решишься отдать меня под трибунал, то отправишься туда вместе со мной, поскольку ты одобрял мой стиль командования и много раз меня хвалил.

Командир, с трудом взяв себя в руки, произнес холодно:

— Хватит! Сдайте оружие, товарищ надпоручик. С этой минуты я отстраняю вас от командования третьей ротой. Немедленно отправляйтесь на квартиру и до решения военной прокуратуры не покидайте ее. Вы — под домашним арестом. Исполняйте.

Надпоручик усмехнулся и гаркнул, щелкнув каблуками:

— Есть.

Он снял ремень, на котором висела кобура с пистолетом, и положил на стол.

— А что касается меня, то я сам попрошу командира полка сурово меня наказать. Но сейчас нам надо спасать Тома-нека. Ждать до рассвета нельзя. Объявляю боевую тревогу! Немедленно!

37

Ян Земан стоял под дулами двух автоматов, нацеленных ему в грудь. Нет, он не боялся, годы службы в органах безопасности научили его не терять в таких ситуациях самообладания и спокойствия, решительности и уверенности, и тогда смерть отступает. Скорее всего, он испытал удивление и жалость, поскольку один из этих автоматов держал в руках его внук. Он посмотрел ему в глаза, надеясь, что Иван поколеблется. Но парень выдержал его взгляд и только сказал:

— Не подходи, дед. Стой. Не двигайся.

Неизвестно почему, именно сейчас Земан вспомнил о своей последней встрече с Фридой. Произошла она у грязного ресторанчика для автомобилистов на шоссе, ведущем от Праги на запад. Он остановился здесь выпить чашечку кофе и проглотить сосиску с рогаликом — устал и проголодался. На стоянке скопилось множество машин с греческими, венгерскими и турецкими номерами, а их водители, потные, сонные и усталые, приходили в себя за чашкой кофе в ресторане. Потом Земан увидел, как один из водителей потащил за собой в кабину пьяную девушку. Он знал этих потаскушек, промышлявших на. дорогах. За пару долларов или марок они были готовы на все — это были проститутки самого низкого пошиба. Когда парочку осветил луч фонаря, Земан узнал Фриду.

— О боже, Бедржишка, что с вами?