Детектив и политика. 1990. Выпуск 5

Но после, когда Георгий, проделав так, как говорил Шамиль, с громыхающим сердцем дождался, дыша в подушку, пока коротенькая игра в метре от него закончилась, и началось то, что со стороны он видел первый раз в жизни его прижал паралич. Он лежал ничком в небывалой смеси ощущений, не в силах ни подглянуть, ни двинуться, ни вздохнуть — из страха расхохотаться. Вдруг почувствовал шевеление возле ребер, сильнее он вздрогнул, боясь поверить, вывернул краешек глаза из подушки: Шамиль правой рукой незаметно подталкивал его в бок. Отступать было некуда, было поздно. Тогда, бросив все мужество в руку, он тесно двинул ее по простыне и прикоснулся куда-то в область ближней к нему Маринкиной коленки. Шамиль, ухватив движение, разгорячился выше меры. Георгий, прыснув в подушку, стал смелее гладить коленку, и его настигла вдруг мысль, что Марина может не понимать сейчас, что это рука чужая. Испытав облегчение, отважно ущипнул Марину в бед ро. чтобы видел Шамиль: никто не струсил. Едва успокоившись, получил новый сильный толчок в бок; Шамиль, шумно вздохнув, стал смещаться влево и напоследок пихнул его еще ногой.

Совершив над собой головокружительное насилие, Георгий рывком приподнялся и бросил верхнюю часть туловища на горячую Марину. В этот момент в слабом свете ночника увидел открытые в потолок глаза Марины и эту улыбку…

Потом, совестно вспоминая минуту, он разобрал: словно бы Марина видела всю предыдущую чехарду с Шамилевыми руками, а еще раньше — с переглядками в бане, и понимала все от начала, а только жаль, что им не хватает простой мужской смелости сказать прямо, они зазорно жмутся, и если нужно от нее согласие — вот оно, но это смешно, ребята. Георгий успел убежать глазами, чтобы оставить себе простор для иронии, только руки по инерции суетились где-то, и вдруг наперекор смешливой дурости сделалось стыдно за Шамиля, который хитро лежал сбоку, за такое к ней отношение, а руки непослушно все движутся, стремясь выручить душу из спазма.

Наутро втроем уезжали с дачи. Марина казалась веселою, только изредка Георгий ловил на себе заинтересованный взгляд. Настроение накатило отвратительное. Не сумел, жиган. Смешно ему стало, детский сад, ей-богу.

Бесило непрошеное сочувствие, которым так и веяло от хорошего утреннего тонуса Шамиля.

В городе, перед тем, как расстаться, Марина грубовато сказала:

— Слушай, — она сказала это при Шамиле одному Георгию, снова позабыв тягучую манеру, — я завтра буду дома одна, если хочешь… — она пожала плечами и, захватив возле уха русые струи волос, перебросила за спину.

Георгию показалось, она хотела сказать другое, но пересилила.

— И купи выпить, цыпа, — щелкнула пальцем под горло, совсем уже грубо.,

И вот месяц спустя по всему выходило пора завязывать.

Встречались у нее дома на Бронной. Над кроватью неуместной шуткой висел портрет Лебедева — вылитый ректор — с приделанными к верху кривыми турьими рогами, на них она вешала халат, когда раздевалась. Видно, такое женское задел в ней Уткин, что оно и после брачной смерти продолжало досаждать Марине. Угораздило же дуру, боже! — такой привиделся подтекст в причудливом коллаже.

Лунки ногтей у Маринки были до того мелкими, что это казалось неправдоподобным на девичьих пальцах. Марина стеснялась рук, держала под столом на коленях, как пай-девочка, а при ходьбе — ровно вниз.

Действия рук, как ни странно, усиливали общее эрогенное впечатление. Контраст внешней невинности и предполагаемого порока ошеломлял.

— Слушай, че это с ней? — спустя несколько дней после бани спросил Шамиль.

— А че? — беспечно ответил Георгий, насторожившись.

— Ну, тогда. Странная…

— Да она, кажется, и всегда была…

— Вообще да. Ну, как у вас? Получилось?

Георгий прозрачно улыбнулся. Шамиль осклабился. Оказалось, Шамиль завел теперь пэтэушницу с первого этажа, из педучилища, которое Шамиль сокращенно звал "педулище". В первых этажах этих домов всегда живут слесари, дворники и электрики, обслуживающие верхний быт, и у них всегда бывают дочки, которым тоже хочется красивого счастья, тем более с детства перед глазами. Шамиль, таким образом, поместился в самую середину комфорта: когда открывалась дверь и Тамарка переступала порог прихожей — размером со всю ее квартиру — у нее подкашивались ноги и отказывал вестибулярный аппарат.

Нынешними отношениями с Мариной Георгий был взбешен. И в первый раз почувствовал, что Марина с ним необычна. Она была с ним, как умела, нежна. Он забеспокоился, да не обдумал и махнул по глупости рукой. Потом приехал для удовольствия, решив идти строго к цели, все намеки другие, кроме голой постели — подавить. Заартачится — на фиг: любовь прошла, ботинки жмут, завяли помидоры.

Но чем грубее он, тем ласковей — дьявол! — становилась Марина. Словцо бы наперед понимая источник бесцеремонности.

Георгий был в ужасе. Он пропустил, было, два свидания, но нарвался.