— Да, но… — страх все больше завладевал молодым пижоном, — как вы собираетесь…
— Не будем терять времени, — холодно прервал Роджер Холл.
— Да-да, сюда, пожалуйста. — Листер указал на широкую темную лестницу, ведущую наверх.
Поднявшись по лестнице, Листер немного опередил Холла и, постучав в одну из дверей, вошел, оставив Холла в коридоре.
— Дядя, пришел человек, о котором я тебе говорил, — услышал Холл его голос через неплотно притворенную дверь. Затем Листер выглянул и пригласил Холла войти.
Посередине большой комнаты, где с наступающими сумерками боролась лишь небольшая настенная лампа, сидел в кресле дядя Джона К. Листера. Дядя был совсем не похож на своего щеголеватого племянника. Его внешний вид свидетельствовал о полнейшем равнодушии к вопросам эстетики. И в самом деле — пожилой джентльмен был одет в толстый стеганый халат не первой свежести, из-под которого выглядывала светлая рубашка, тоже заношенная и измятая. Ноги в грубых шерстяных носках опирались на низенькую табуретку. Трудно было определить его возраст, но, судя по морщинистому лицу, спутанным седым волосам и сгорбившейся спине, дни его молодости остались в далеком прошлом, скорее всего, в двадцатых годах.
— Что? — произнес он скрипучим голосом, с трудом повернув голову. — А, хорошо.
— Дядя, я тебе уже говорил — у меня важная встреча в клубе, я должен идти, мне пора.
— Ну иди, иди. — Дядя безмятежно зевнул во весь рот. — Ты мне не нужен, больше не нужен.
Не без скрытого удовлетворения Холл наблюдал за молодым человеком, на лице которого выразилась глубочайшая обида, но он не позволил себе выразить ее вслух, лишь фыркнул, коротко кинул "прощайте" и покинул комнату. На старика это не произвело ни малейшего впечатления. Тот уже смотрел на Холла, все так же неловко повернув голову.
— Нравится? — после непродолжительного молчания спросил он, кивнув на стены. На трех из них в полумраке просматривались картины в тяжелых золоченых рамах, четвертая была прикрыта тяжелой портьерой.
— Я в живописи не разбираюсь, сэр, — отозвался Холл, все еще стоя у двери.
— Вот и хорошо. Мне бы не понравилось, если бы лакей принялся критиковать мои картины, — с удовлетворением заметил старик. — Подойди-ка поближе.
Холл сделал несколько шагов вперед.
— Еще ближе, дай мне поглядеть на тебя.
Холл почти вплотную подошел к табуретке, на которой покоились ноги старика. Тот принялся рассматривать прибывшего. Решив, видимо, что насмотрелся достаточно, принялся расспрашивать:
— Тебе уже приходилось быть лакеем?
— Разумеется, сэр. Могу показать рекомендации.
Старик не отреагировал, прикрыв глаза и погрузившись в свои мысли. Холл решил было, что тот ненароком вздремнул, как он вдруг бросил короткое:
— Покажи.
Холл вздрогнул.
— Сейчас?
Сунув руку во внутренний карман пиджака, он вынул приготовленные заранее бумаги и, зажав их в кулаке, застыл на мгновение, необходимое для концентрации. Затем шагнул к старику…
Дальнейшие события разыгрались в считанные доли секунды. Вздрогнув, старик выпрямился в кресле, а его лицо исказилось судорогой. В то же мгновение лицо Холла покрылось смертельной бледностью, а в глазах мелькнуло удивление, сменившееся ужасом. Он рванулся, вырывая руку из ладоней старика, и ощутил, как в сердце нарастает невыносимая боль. Холл еще успел заметить краем глаза, как из-за портьеры выскочили два человека и бросились к ним. Рванув ворот рубашки, он кинулся к окну в безотчетном стремлении дать свежий глоток воздуха внезапно онемевшему сердцу. Сознание он потерял в тот момент, когда уже коснулся рукой подоконника. Пробив с разбегу, как тараном, оконную раму, он вывалился наружу, оставив на стекле кровавые полосы. Мужчины в комнате услышали приглушенный звук падения тела на землю. Инспектор и Лемон кинулись по лестнице вниз. Спенсер остался сидеть в кресле, глаза его были закрыты.
Минут через десять инспектор, Лемон и Рэнделл, который на всякий случай спрятался на первом этаже дома, с трудом втащили в дом тело Холла.
Встав напротив Спенсера и глядя ему прямо в глаза, инспектор Кальдер медленно произнес:
— Он мертв. Вы убили его.
Вздрогнув, Спенсер открыл глаза. Щеки его слегка порозовели, бледное лицо было покрыто капельками пота.
— Он убил себя сам, инспектор. Я был лишь зеркалом. — Чем?
— Мне удалось создать нечто вроде защитного поля из той же энергии, с помощью которой он хотел меня убить. Ну как бы это понятнее сказать? Представьте, что человек напоролся на нож, который он держал в собственной руке. Он убит зарядом биоэнергии, посланным им самим, который мне удалось отразить. И, может быть, усилить собственным зарядом. Это стало возможным лишь потому, что он напал первым, выпустил свой заряд и остался беззащитным. Понимаете, он лишился своей энергии, выложившись до конца, и был слабее столетнего старца. И тут его ударила возвратная волна. Полагаю, он умер, еще не упав на землю. Выпущенный им заряд был мощи необычайной…
— Вы знали, что возможен такой конец? — скорее констатировал, чем спросил инспектор.
— Не знал, но предполагал.
— Он бы остался жив, не устрой вы ему это… зеркало?