Детектив и политика 1991 №4(14)

Этот слух — не просто вымысел, а перевертыш. Такого разговора между Генеральным секретарем и председателем КГБ, который еще не был даже полноправным членом правящего Политбюро, произойти не могло хотя бы по существующей между ними служебной субординации. К тому же и участники вымышленного разговора ведут себя совсем иначе, чем можно было бы предположить в соответствии с нашим знанием. В этой паре, наоборот, Андропов — ястреб, который не до конца насытил жандармский аппетит, ибо его венгерский рецепт был принят в случае чехословацкого заболевания империи только частично. Что же до Брежнева, то ему скорее пристало чувствовать себя вполне удовлетворенным, да он и не являлся, как покажет дальнейшее правление, ненасытным диктатором. Его политическое мышление оставалось формальным, он удовлетворялся видимостью порядка там, где на самом деле был либо зрел беспорядок. К тому же принятая в Советском Союзе многоступенчатая система поступления к кремлевским вождям информации в идеализированном виде, дабы не волновать их и не ставить под удар докладчиков-горевестников, отгораживала Брежнева и его ближайших соратников от реальности. Не в пример им Андропов как руководитель тайной полиции знал ситуацию досконально, и она внушала ему страх за судьбу империи. Он знал, что империю следует укрепить изнутри, ибо как рыба гниет с головы, так и она начинает распадаться с метрополии: восточноевропейский диссент начался с хрущевской "оттепели". Поэтому следовало уничтожить все рудименты предшествующей эпохи политических колебаний и уступок. Не только индивидуально, но и профессионально он выступал сторонником крутых и решительных мер — недаром работал шефом тайной полиции, которая всегда предлагала более радикальные решения, чем могло принять партийное руководство (за исключением сталинских времен, когда "партийное" и "полицейское" совпадало). Но и личный опыт приводил его к тем же выводам. Андропов помнил Венгрию: если бы его послушались, считал бывший посол, и не поддержали Надя, никакой революции бы там не было — он и Ракоши ее бы не допустили. И вообще не было бы никаких революций, если б не XX съезд партии с его разоблачениями Сталина. Диссент в советской империи — это метастазы хрущевского либерализма, который не вырезали решительно и вовремя.

Вот почему беседа между Брежневым и Андроповым, о которой осенью 1968 года разнесся по Москве слух, наверное, действительно произошла, ибо нет дыма без огня. Однако роли в ней распределялись совсем иначе. Предложение арестовать людей по "черному списку", скорее всего, исходило от того, кто этот список составил. Иначе быть не могло. В тоталитарном государстве главный жандарм всегда больший роялист, чем король. У Андропова имелись все основания для недовольства ходом дел в подведомственной епархии. И как человек, ответственный за порядок в империи, он был совершенно прав.

Его убеждения еще более укрепились, когда оправдались страхи.

В день оккупации Чехословакии на площади Республики в Бухаресте Николае Чаушеску, отказавшись подчиняться Верховному командованию Варшавского пакта и участвовать в карательной экспедиции против провинившейся страны, произнес с балкона пламенную антисоветскую речь перед многотысячными толпами своих подданных:

— Говорят, будто в Чехословакии возникла угроза контрреволюции. А завтра найдется, пожалуй, кто-нибудь, кто скажет, что контрреволюционные тенденции проявились и у нас здесь, на этом собрании. Но мы ответим всякому: румынский народ никому не позволит посягнуть на территорию своего отечества. Взгляните! — и Чаушеску указал на стоящих за его спиной соратников. — Здесь перед вами весь наш Центральный Комитет, Государственный совет, правительство… Будьте уверены, что мы никогда не станем предателями отечества, предателями интересов нашего народа.

А спустя еще несколько дней, в воскресенье 25 августа, прямо на Красной площади состоялась демонстрация в защиту Чехословакии, все восемь участников которой были мгновенно схвачены агентами КГБ и приговорены к различным срокам наказания. С этой, собственно, демонстрации и началось в Советском Союзе движение-диссидентов, для ликвидации которого Андропову понадобилось целое десятилетие. Нет худа без добра — в борьбе с внутренней крамолой Комитет госбезопасности отточил, усложнил и усовершенствовал свой инструментарий.

Андропов не отказался от Wilde Dressur, но ввиду дискредитации КГБ после смерти Сталина и ограничений, наложенных на его деятельность, соединил ее с Zahme Dressur. Он мастер одновременно обоих способов жандармской дрессировки.