— Ну хорошо, предположим, это так, — продолжал он. — Не могли бы вы попытаться — я подчеркиваю: попытаться — описать их приметы?
— Ну… знаете… такие… в куртках, лица замотаны шарфами…
— Ладно, я понял, — прервал он, вставая. — Вы мне еще, может быть, понадобитесь. Будьте поблизости.
На улице я присоединился к ребятам; все они стояли с похоронными физиономиями. Что в общем-то вполне сообразовывалось с обстоятельствами. Однако, как мне показалось, они испытывали примерно то же, что и я. Смутную вину в том, что смерть Маршана никого из них серьезно не потрясла. И в то же время убеждение, что такое вполне могло случиться с любым из нас. И какое-то тупое безразличие. Чувства не из приятных…
— Кто сообщит его семье? — спросил Бенар, избегая моего взгляда.
— Министерство, конечно, — ответил я, подходя к автобусу.
Я добрался до своего места и рухнул на сиденье. Сквозь пуленепробиваемое стекло улица виднелась смутно, как через густую кисею. Мои сослуживцы предстали перед толпой, теснящейся за ограждением, с жесткими, замкнутыми лицами. Сразу бросалось в глаза: сейчас их лучше не задирать. Не то любую улыбочку живо сотрет резиновая палка. Когда затрагивают институт по имени Полиция, то тут уж не до шуток. Я думаю, зеваки это живо смекнули. А вот репортеры — не сразу. Один из них попытался вскарабкаться на загородку, чтобы сделать "снимок трагедии", и в десятую долю секунды, точно по волшебству, был препровожден на другую сторону улицы. Вежливо, но твердо.
Было уже около восьми часов вечера, наша смена давно закончилась, но никто даже не подумал об этом заикнуться.
Дельма вышел из дома с озабоченным видом. Я постарался получше спрятаться за затемненным стеклом. Дельма подошел к Бертье и сказал ему несколько слов. Тот кивнул на автобус, и майор собрался войти в него. Стало быть, объяснения не избежать. Я нахлобучил пилотку и сел прямо, как палка. В смысле — дубинка. Или дубина.
Дельма принял вид "отца своих солдат": строг, но справедлив. Понимающий. Человечный… почти человечный.
Он долго смотрел на меня, а я не знал, куда мне девать руки. Наконец я решил сложить их на коленях. Весь внимание.
— Мотожандармы их сдерживают, не правда ли, Ноблар? — начал он. — Неприятностей бояться не приходится, куда там!
Я не ответил. Что говорить?
— Убит полицейский. По своей вине. И по вашей. Что вы там с ними сделали, с этими негодяями, а? То же, что они потом сделали с Маршаном? Так, не правда ли? Отвечайте, Ноблар. Дело-то, знаете ли, серьезное.
— Но, господин майор, не до такой же степени…
— А откуда вы знаете? Они ведь тоже не ангелы. Вспомните ту историю, что произошла несколько лет назад в комиссариате Сен-Сюльпис. Очень похожая история. Во время демонстрации разбушевавшиеся молодчики пристали к полицейскому в штатском. Они всячески изводили его, вертелись у него под самым носом. Тогда он выхватил свою пушку и продержал их на прицеле чуть ли не с час. Они швыряли в него чем ни попадя. А один вдобавок все подзуживал: "Ну давай, давай, пальни в нас, тебе же не терпится!" Но парень так и не выстрелил. Вот это герой!
Я никак не мог взять в толк, куда он клонит. Ну, помнил я эту историю, только какая у нее связь с нынешней?
Он продолжал:
— Сегодня был убит полицейский, что правда, то правда. Нелепая гибель. Он, видите ли, вздумал свершить правосудие своими силами. Значит, получается, что те, трое, были в состоянии законной самообороны. Десять человек против трех, вы отдаете себе отчет, что это значит? Нет, я вижу, не отдаете. Если станет известно, почему был убит этот полицейский, вы сочувствия ни от кого не дождетесь. Вам еще скажут что-нибудь вроде "за что боролись, на то и напоролись". И это будет чистая правда. Ага, о таком вы и не подумали! Так вот, теперь послушайте меня, Ноблар: журналисты, которые займутся расследованием этого случая, как пить дать откопают свидетелей, видевших, что вы входили в здание. В погоне за тремя смертельно запуганными молодыми людьми. Это не я вам говорю, а они скажут, но я заранее могу их процитировать слово в слово: "Под напором толпы полицейские вынуждены были отступить. Один из них, ворвавшись в дом, столкнулся нос к носу с молодыми демонстрантами. Вполне вероятно, что он угрожал им оружием. Как бы то ни было, один из юношей, схватив валявшийся на полу железный стержень, нанес им удар полицейскому Маршану, и тот скончался на месте".
Дельма на секунду прервался. Он выглянул в окно на улицу, где только что затормозила "скорая помощь". Наверняка приехали за телом Маршана.
— Уж поверьте мне, — продолжал он, — все, что я вам сказал, завтра появится в газетах. И я хочу вас предупредить, что в этом случае буду вынужден наказать вас строжайшим образом. Это все.