Читаем Детектив и политика 1992 №1(17) полностью

Автостоянка тоже оказалась небольшой, рассчитанной всего на пять машин, из чего можно было заключить об ограниченном числе прихожан. Вероятно, нечасто заруливали сюда такие дешевые колымаги, как взятая мной напрокат «тойота». Прихожане, воздающие здесь хвалу Господу, в большинстве своем хвалят его не напрасно и приезжают для этого на собственных «кадиллаках» и «роллс-ройсах», Я не стал запирать дверцу, просто захлопнул ее и прошел к церкви. Вокруг царила тишина, словно я находился далеко от Эмеральд-Сити, — истинно летняя тишина, заполненная лишь щебетом птиц и трещаньем цикад. Дверь была открыта. Я слегка удивился. Вообще говоря, храмам положено встречать верующих распахнутыми дверями, но раскрытая настежь дверь в наше время — явление не менее редкое, чем доверчиво открытое сердце. Я вошел внутрь. Церковь больше походила на часовню, однако в тесное пространство загородного домика ухитрились втиснуть образа и статуи святых, способных заполнить собою кафедральный собор; на стенах буквально не оставалось свободной пяди. К своему облегчению, не обнаружив внутри ни души, я сразу же покинул церковку и обошел ее снаружи по узкой тропке, проложенной вплотную к скалистому склону горы. Пространство позади церкви скорее напоминало двор крестьянского хозяйства, разве что тракторов не хватало. Здесь тоже царила тишина, не нарушаемая даже собачьим лаем. С тыльной стороны в здание вела деревянная, прочная на вид дверь. Без всякой надежды я нажал на ручку двери. Наверняка и здесь я никого не застану, придется заехать в конце недели, но тогда я рискую наткнуться на спесивую публику, а то и на самого Траски, встреч с которым мне пока что предпочтительно избегать.

— Входите смелей! — этот голос я узнал бы из тысячи других. Бархатный и в то же время со стальными нотками. Женственный и вместе с тем лишенный волнующего очарования, каким проникнут негромкий голосок Эми.

Я вошел. Девушка стояла напротив двери. Длинные белокурые волосы рассыпаны по плечам, черное кружевное платье придавало ей сходство с мадонной. Лишь упрямое, решительное выражение лица нарушало это сходство, а пистолет вороненой стали в ее руке и вовсе заставлял позабыть о возвышенных сравнениях.

Я всегда гордился своей сообразительностью. Вот и на сей раз за какую-то долю секунды я допер, насколько же замедленна моя реакция. Повергнуть меня в шок может любой, кому не лень, и похоже, для доброй половины жителей нашего города это сделалось любимым занятием. Хорошо, если шутникам все же не придет в голову спустить курок.

Тут поневоле занервничаешь. В аналогичных ситуациях я предпочитаю иметь дело с отпетыми бандитами — те стреляют лишь в случае крайней необходимости, а дилетантка вроде этой красотки способна пальнуть от избытка чувств. Я попытался обезоружить ее успокаивающей улыбкой.

— Поднимите руки и станьте лицом к стене!

Я подчинился приказу и стер с лица улыбку. Эта девица ничуть не уступает закоренелым бандитам, с которыми я до сих пор сталкивался. Пистолет не дрогнул в ее руке, да и держала она оружие со сноровкой человека, умеющего с ним обращаться и пускать в ход без малейших колебаний.

— Ближе к стене! Вплотную!

Я так и сделал, и в следующий миг нежные женские руки прошлись вдоль моего тела сверху донизу. Девица освободила меня от оружия и тотчас шагнула назад.

Теперь я смог повернуться к ней лицом. Она задумчиво смотрела на меня, на губах ее я не уловил и тени торжествующей улыбки, какую естественно было бы ожидать от женщины в ее положении.

— Я рассчитывала, что вы сюда заявитесь, — сказала она.

Мне оставалось лишь пожать плечами. Я-то никак не рассчитывал застать ее здесь, что можно было понять по простодушной доверчивости, с какою я сам вошел в уготованную мне западню.

— Можно было не сомневаться: рано или поздно вы разнюхаете, что у Траски нет своих детей, и пуститесь по моим следам. Я вашу породу изучила.

Я по-прежнему отмалчивался. Не мешало бы и мне получше изучить собственную «породу».

— Упрямства у вас на десятерых хватит. Стоит вбить в голову какую-нибудь дурь, и тут хоть все провались в тартарары, главное — своего добиться. На вид крутой парень, а в душе сентиментальный размазня. Что бы вы ни говорили, а поступки ваши продиктованы чувствами, но не разумом.

А я ничего и не говорил. Если бы она не держала меня под прицелом, можно было подумать, будто гадалка в пивной за пять долларов раскрывает мне тайны моего характера.

— Траски считает, что определенной подачкой вам можно заткнуть глотку, но я-то вас лучше знаю. Вам подавай не деньги, а истину.

Выходит, я ошибся: за такое гадание не жаль и с десяткой расстаться.

— Так вы подружка Траски?

Она рассмеялась:

— Какая же у вас грязная фантазия! Я и вправду его дочь. Он удочерил меня, и не хотела бы я оказаться на месте смельчака, который в присутствии Траски рискнет заявить, будто я ему не родня.

— Ну а сами-то вы при этом что чувствуете?

Перейти на страницу:

Все книги серии Детектив и политика

Ступени
Ступени

Следственная бригада Прокуратуры СССР вот уже несколько лет занимается разоблачением взяточничества. Дело, окрещенное «узбекским», своими рамками совпадает с государственными границами державы. При Сталине и Брежневе подобное расследование было бы невозможным.Сегодня почки коррупции обнаружены практически повсюду. Но все равно, многим хочется локализовать вскрытое, обозвав дело «узбекским». Кое-кому хотелось бы переодеть только-только обнаружившуюся систему тотального взяточничества в стеганый халат и цветастую тюбетейку — местные, мол, реалии.Это расследование многим кажется неудобным. Поэтому-то, быть может, и прикрепили к нему, повторим, ярлык «узбекского». Как когда-то стало «узбекским» из «бухарского». А «бухарским» из «музаффаровского». Ведь титулованным мздоимцам нежелательно, чтобы оно превратилось в «московское».

Евгений Юрьевич Додолев , Тельман Хоренович Гдлян

Детективы / Публицистика / Прочие Детективы / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
10 заповедей спасения России
10 заповедей спасения России

Как пишет популярный писатель и публицист Сергей Кремлев, «футурологи пытаются предвидеть будущее… Но можно ли предвидеть будущее России? То общество, в котором мы живем сегодня, не устраивает никого, кроме чиновников и кучки нуворишей. Такая Россия народу не нужна. А какая нужна?..»Ответ на этот вопрос содержится в его книге. Прежде всего, он пишет о том, какой вождь нам нужен и какую политику ему следует проводить; затем – по каким законам должна строиться наша жизнь во всех ее проявлениях: в хозяйственной, социальной, культурной сферах. Для того чтобы эти рассуждения не были голословными, автор подкрепляет их примерами из нашего прошлого, из истории России, рассказывает о базисных принципах, на которых «всегда стояла и будет стоять русская земля».Некоторые выводы С. Кремлева, возможно, покажутся читателю спорными, но они открывают широкое поле для дискуссии о будущем нашего государства.

Сергей Кремлёв , Сергей Тарасович Кремлев

Публицистика / Документальное
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное