Читаем Детектив и политика 1992 №1(17) полностью

Порядок наводить я не стал и скромно удалился. Расставлять ловушки в виде прикрепленных к двери волосков я тоже не стал. Единственное, что любопытно было узнать: чья шайка тут орудовала — Траски или Беннета? Насчет предмета поисков сомнений не возникало.

Я зашел к Микки. Тот окинул меня долгим взглядом, словно силился вспомнить, где он меня видел. Затем вытер фартуком руки и подошел поближе.

— Что подать? — заговорщицки подмигнул он. Если до сих пор я не привлек особого внимания присутствующих, то теперь моему другу удалось исправить положение.

— Как обычно. — Я снял очки и кепи. В зеркале над стойкой мне был виден весь зал, однако я не заметил никого из чужаков; за столиками сидели завсегдатаи.

— Ты что, спятил? — шепотом поинтересовался Микки. — Ведь тебя могут узнать.

— Ну и что?

— Ненормальный! Ты объявлен в розыск. В газетах напечатана твоя фотография.

Нагнувшись, он извлек из-под стойки мятую газету. Моя физиономия красовалась на первой странице, чуть пониже портрета губернатора штата. Ничего, мы еще поменяемся местами, когда меня посадят на электрический стул. Выхватив у Микки газету, я быстро пробежал глазами статью.

Обвинение осталось прежним — то, чем в свое время угрожал мне Виллис, — дополненное лишь справкой, что преступник находится в бегах. Ума не приложу, как удалось Траски добиться для меня такой рекламы, но пришлось признать, что связи его в официальных кругах сильнее, чем я предполагал.

Где-то я читал, будто человек ко всему привыкает. До сих пор я не очень-то разделял такое мнение, однако теперь понял, что доля истины в этом есть. Еще несколько дней назад подобная газетная новость начисто лишила бы меня аппетита. Однако по сравнению со всеми испытаниями, выпавшими на мою долю, это казалось мне пустяком. Уписывая еду за обе щеки, я расспрашивал Микки, кто на сей раз ошивался возле моего дома. Микки ничем не мог мне помочь, у него самого выдался трудный денек, так что ему некогда было торчать у дверей. Ну а если непрошеные гости побывали у меня среди ночи, то он и подавно не мог их видеть.

Я расплатился и двинул по новой в муниципалитет. Непривычно было разгуливать по городу с сознанием, что твоя физиономия красуется на первой странице каждой газеты. Темными очками да кепи не изменишь внешность до неузнаваемости, разве что придашь облику несколько иной характер. По-моему, единственное, что спасало меня, — это наше всеобщее безразличие, нежелание людей быть внимательными друг к другу. Студента, во время каникул подрабатывавшего в муниципалитете, интересовала лишь обещанная ему двадцатка. Посули ему сорок за поимку опасного преступника Дэна Робертса, он бы, пожалуй, пригляделся ко мне повнимательней. А так студент без разговоров сунул мне перфокарту, я вручил ему гонорар, и на том мы распростились.

Я поскорее юркнул в машину и немедля убрался с опасного «пятачка», где ничего не стоит нарваться на людей, которым платят именно за то, чтобы они повнимательнее приглядывались к окружающим. При первом же удобном случае я, остановив машину, решил ознакомиться с полученной информацией.

Сведения стоили двадцатки. Три года назад у некоего Джеронимо Траски родилось здоровое дитя женского пола, нареченное при крещении Амалией. В списке детей, подлежащих обязательному обучению, она, разумеется, не фигурировала, но компьютер потрудился на славу — или же студент сумел выжать из него все возможное — и наградил меня дополнительными фактами: Амалия Траски обошлась без наблюдения патронажной сестры и обязательных прививок, зато избежала обычных детских болезней. Я не нашел в этом ничего удивительного, поскольку малышка Амалия была необычайно развитым младенцем: три года назад она появилась на свет по меньшей мере пятнадцатилетней. Новорожденную крестили в какой-то небольшой католической церкви, названия которой я отродясь не слыхал. У меня не возникло ни малейших сомнений, что в информации мне там будет отказано. Церкви такого рода существуют на средства итальянской колонии, и Траски наверняка является одним из основных попечителей.

Однако другого выхода у меня не было. Я отыскал в телефонном справочнике адрес церкви и, расстелив на сиденье карту, тронулся в путь.

Итальянская колония в нашем городе невелика. Богатые итальянцы вроде Траски живут в Слоупе, Ди Мад-жио — на Пайнвуд-стрит, что всего лишь ступенькой выше, чем уровень того квартала, где обитаю я. Итальянцы победнее селятся среди кубинцев. Церковь принадлежала богачам и была пристроена к склону скалистой горы над Слоупом. Небольшое, скромное здание — должно быть, поэтому я и не подозревал о ее существовании, хотя не первый год живу в этом городе и тешу себя надеждой, что изучил его как свои пять пальцев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Детектив и политика

Ступени
Ступени

Следственная бригада Прокуратуры СССР вот уже несколько лет занимается разоблачением взяточничества. Дело, окрещенное «узбекским», своими рамками совпадает с государственными границами державы. При Сталине и Брежневе подобное расследование было бы невозможным.Сегодня почки коррупции обнаружены практически повсюду. Но все равно, многим хочется локализовать вскрытое, обозвав дело «узбекским». Кое-кому хотелось бы переодеть только-только обнаружившуюся систему тотального взяточничества в стеганый халат и цветастую тюбетейку — местные, мол, реалии.Это расследование многим кажется неудобным. Поэтому-то, быть может, и прикрепили к нему, повторим, ярлык «узбекского». Как когда-то стало «узбекским» из «бухарского». А «бухарским» из «музаффаровского». Ведь титулованным мздоимцам нежелательно, чтобы оно превратилось в «московское».

Евгений Юрьевич Додолев , Тельман Хоренович Гдлян

Детективы / Публицистика / Прочие Детективы / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
10 заповедей спасения России
10 заповедей спасения России

Как пишет популярный писатель и публицист Сергей Кремлев, «футурологи пытаются предвидеть будущее… Но можно ли предвидеть будущее России? То общество, в котором мы живем сегодня, не устраивает никого, кроме чиновников и кучки нуворишей. Такая Россия народу не нужна. А какая нужна?..»Ответ на этот вопрос содержится в его книге. Прежде всего, он пишет о том, какой вождь нам нужен и какую политику ему следует проводить; затем – по каким законам должна строиться наша жизнь во всех ее проявлениях: в хозяйственной, социальной, культурной сферах. Для того чтобы эти рассуждения не были голословными, автор подкрепляет их примерами из нашего прошлого, из истории России, рассказывает о базисных принципах, на которых «всегда стояла и будет стоять русская земля».Некоторые выводы С. Кремлева, возможно, покажутся читателю спорными, но они открывают широкое поле для дискуссии о будущем нашего государства.

Сергей Кремлёв , Сергей Тарасович Кремлев

Публицистика / Документальное
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное