Детектив и политика. Выпуск №2 (1989)

Дизраели впервые выступил перед палатой общин 7 декабря 1837 года. Политическое положение в парламенте было в этот момент следующим. Виги были в правительстве, но реальной властью вряд ли располагали. В свое время считалось, что парламентская реформа 1832 года, проведенная вигами, обеспечит им власть на несколько поколений. Но в политике ситуация зачастую быстро меняется. Не прошло и нескольких лет, как власть выпала из рук лидера либералов лорда Грея и премьер-министром стал лидер партии тори Роберт Пиль. Во главе партии вигов оказался лорд Джон Рассел, однако общественное мнение считало его намного слабее лидеров тори. Позиция вигов ослаблялась не только тем, что в их руководстве не было сильных лидеров, но и отсутствием единства в рядах партии. В парламенте действовала небольшая, но динамичная группа вигов-радикалов, требовавшая дальнейших реформ. Их противники в своей же партии считали, что после 1832 года реформ достаточно и никаких изменений больше проводить не нужно. Кое-кто из их среды занимал более гибкую позицию и утверждал, что, возможно, новые реформы и потребуются, но пока они еще не созрели. У вигов был налажен союз с ирландской фракцией депутатов, но он был ненадежен и даже вредил министрам-вигам в глазах правящих кругов, которые считали, что из-за этого блокирования ирландский вопрос занимал слишком большое место в работе парламента. Хотя в действительности это объяснялось остротой ирландской проблемы в английской политической жизни и соотношением сил в парламенте.

Союз с ирландцами для вигов означал также блокирование с их лидером О'Коннелом, видным католиком и в глазах верхов английского общества чуть ли не бунтарем. Тори, конечно, умело эксплуатировали все эти обстоятельства для причинения морально-политического ущерба вигам.

После смерти короля и восшествия на престол Виктории последовали выборы в парламент. Виги получили в новой палате общин 337 мест, а оппозиция — 321 место. Для вигов это была пиррова победа, но они пока что смогли удержаться в правительстве, и надежды тори, что власть перейдет к ним, не оправдались. На казначейской скамье восседали лорд Джон Рассел, лидер вигов, лорд Пальмерстон, министр иностранных дел, и ряд других министров. Напротив, через проход и стол для клерков, на котором находились толстые тома принятых когда-то парламентом законов, помещалась скамья оппозиции. Центральной фигурой на ней был сэр Роберт Пиль, два года назад возглавлявший правительство тори, а теперь лидер оппозиции.

На правительственной стороне палаты общин размещались радикалы и рядом с ними ирландские депутаты. Среди них выделялась импозантная фигура О'Коннела, поддерживавшего до поры до времени правительство вигов и, по свидетельству "Таймс", являвшегося даже одной из его опор. Это был человек с румяным лицом, демонстрировавший силу Геркулеса, излучавший прекрасное настроение и полную уверенность в своих силах и возможностях.

7 декабря О'Коннел находился в крайне возбужденном состоянии. Палата обсуждала один из вопросов, относившихся к Ирландии. В ходе дискуссии произошло столкновение между О'Коннелом и неким сэром Френсисом Бардеттом. Бардетт обвинил "ирландского агитатора" в "поощрении убийств". Он заявил, что многие люди живут теперь в Ирландии в условиях террора, "более сильного и более ужасного, чем тот, который существовал при Робеспьере во Франции". Естественно, что ответ О'Коннела был резким. В то время в палате общин не считали нужным соблюдать "парламентскую вежливость", говорили прямо и резко. С позиции сегодняшних нравов, превалирующих в парламенте, язык, употреблявшийся 150 лет назад в палате общин, безусловно сочли бы грубым. Другие времена, другие нравы. Ирландец ответил "достопочтенному баронету, сидящему напротив него", рассказав, как он пожертвовал открывавшейся перед ним прекрасной юридической карьерой, чтобы посвятить себя политической деятельности, и закончил так: "Неужели за все, чем я пожертвовал, этот старый ренегат меня поносит и клевещет на меня?"

Итак, О'Коннел, его ирландцы и симпатизирующие им находились в состоянии агрессивного возбуждения, когда поднялся Дизраели и стал говорить. Все помнили, что всего два года назад тот самый Дизраели в жестокой переписке-перебранке, которая едва не привела к дуэли, закончил спор угрозой в адрес О'Коннела, пообещав расправиться с ним после того, как будет избран в парламент.

Все это создало крайне неблагоприятную обстановку для выступления Дизраели. Он и сам еще более осложнил ее, явившись на заседание в экстравагантном костюме (все еще не мог покончить с привычкой одеваться вызывающе) и подготовив речь в вычурных, претенциозных выражениях, резко контрастирующих — не в пользу оратора — с общепринятой манерой выступлений в палате общин.