Донесшийся со двора длинный пугающий скрип, похожий на мучительный визг, пронял даже Петрика.
– Ай в самом деле, пойдем-ка. – Он ловко крутнулся на месте (ансамбль «Березка» завистливо вздохнул) и по-прежнему вприсядку двинулся прочь от забора.
Я, преодолевая порыв перекреститься раз-другой, поспешила за ним.
Скрывшись за дубом, как за каменной стеной, мы остановились и, тяжело дыша и смущенно переглядываясь, привалились к стволу.
– Ты и теперь не веришь в сказки? – наконец спросил меня Петрик необоснованно горделиво, как будто в том, что мы увидели, была какая-то его личная заслуга.
Я не успела ответить.
– Ш-ш-ш! – змейкой зашипел чуткий дарлинг и толкнул меня, повалив лицом в мох.
Мы оба замерли. А вот муравьи, в чью караванную тропу я ткнулась носом, наоборот, засновали энергичнее, и я определенно почувствовала:
– Сейчас чихну!
– Не смей! – зашептал Петрик. – К дубу кто-то подходит – услышит!
Я сердито засопела, удачно сдув докучливых насекомых.
Мимо размеренно прошуршал кто-то крупный.
Мы на всякий случай полежали еще немного, как насмерть убитые, но потом муравьи окончательно обнаглели и, кажется, всерьез вознамерились утащить на свой провиантский склад наши бренные тушки.
– Да заразы такие! – Петрик ожил и множественными легкими шлепками дал понять запасливым насекомым, что они ошиблись – мы еще живы. – Все, Люся, можешь вставать, оно уже ушло.
– Кто? – уточнила я, тоже охлопав себя, чтобы избавиться от муравьев.
– Откуда мне знать? Кто-то. Оно выбрело с того самого двора и направилось в лес. – Дарлинг присмотрелся к тропинке. – Или не в лес? Мы не по этой дорожке сюда пришли?
– Другой тут вроде нет, – рассудила я, тоже поозиравшись.
– То есть оно на наш хутор поперло?! – напрягся дарлинг. – Это меня уже действительно пугает!
Я не смогу спокойно спать, не зная, что за фантастические твари бродят вблизи нашего дома!
– А зная это, ты будешь спать спокойно?
Петрик задумался.
Я не стала дожидаться ответа и выбралась из зарослей на тропинку:
– Идем. С опушки леса тихонько посмотрим, кто это. Оно же по мосту пойдет, а он длинный, успеем его рассмотреть.
К обеду мы опоздали. Пришли не просто после полудня, как велела Доронина, а почти в два часа. Раньше не вышло: слишком долго пришлось добывать информацию. Без помощи интернета это реально непростое дело!
С опушки леса, хоронясь за березками, мы высмотрели на мосту удаляющуюся женскую фигуру, но со спины не смогли определить, девушка это, женщина или бабушка. Длинная юбка и платок на голове затрудняли понимание.
Компанию деревенской даме неопределенного возраста составляло четвероногое – сначала мы решили, что это белый пудель, но позже, уже на пыльном проселке за речкой, увидели характерные отпечатки копыт и уяснили: это коза. Или козел.
– Или братец-козленочек, – сказал Петрик, все глубже погружаясь в сказочный сюжет. – А с ним сестрица-Аленушка!
– Скорее та бабка, у которой Дора утром купила козье молоко. – Я попыталась вытянуть друга из болота зыбких предположений на почву твердой реальности, но он воспротивился:
– Ой, смотри, а там гуси-лебеди! Вот кого мы сейчас обо всем расспросим!
– Кого? Гусей?!
– Нет, Крошечку-Хаврошечку! – Петрик живо сбежал под мост – к оставшейся после весеннего половодья обширной луже.
Вокруг нее с важным видом разгуливали крупные гуси. За порядком приглядывала особа лет десяти. У городской девчонки ее возраста в руке был бы мобильник, а эта крепко сжимала длинную хворостину.
– Небрежно подвернутые джинсы с натуральными прорехами, рубаха с папиного плеча, панама клошара – или эта крошка успешно топит за стиль гранж в одежде, или это дитя из малоимущей провинциальной семьи, – шепотом озвучил свои наблюдения дарлинг.
– Да местная она, ясное дело. – Я обошла его, застывшего в некотором отдалении, чтобы рассмотреть девчонку на берегу лужи, как художественное полотно в галерее – картину маслом «Пастушка с гусями». – Эй, привет!
Пастушка отвернулась от лужи, внимательно посмотрела на нас и ничего не ответила.
– Добрый день, милая девочка! Мы не помешаем тебе, если немного тут… – начал Петрик и сбился, не придумав повод.
– Попристаем к тебе с дурацкими вопросами, – подсказала я ему язвительным шепотом.
– Погуляем! – по-своему сказал дружище.
Девочка пожала плечами и отвернулась.
– Отличные гуси, – встав с ней рядом у края лужи, похвалил птичек Петрик. – Белоснежное подхвостье, акцентный оранжевый клюв и такой плавный градиентный переход серого цвета от пепельного оттенка в цинковый!
– Пятьдесят оттенков серого, – сказала вдруг девочка.
Петрик, явно намеревавшийся продолжить изысканный комплимент гусям, поперхнулся и закашлялся.
– Кха-кхая информированная девочка, – наконец выдавил он из себя. – Ты-то нам и нужна! Скажи-ка, а кто живет в избушке за старым дубом, там, в лесу? – И он махнул рукой, указывая направление.
– А вам зачем? – Пастушка осмотрела собеседника с головы до ног и хмыкнула: – А, понятно. Городские? Сначала к Никитишне идите, она очередь ведет.
– Какую очередь? – Я подошла к ним поближе. – Куда?
– Туда! – Девчонка повторила недавний жест Петрика, махнув за реку.