Детектив в белом халате. У каждой болезни есть причина, но не каждому под силу ее найти

Наступил последний месяц моей работы в клинике, и он начался с новости о смерти миссис Кукер. Похоже, сила, делавшая ее восставшим из пепла фениксом, иссякла. Я вожу пальцем по колесу мышки, задумчиво просматривая на мониторе уведомление о смерти. Я делаю вдох. Удерживаю воздух внутри. Позволяю мыслям повертеться в голове. Выдыхаю.

Я киваю сам себе в знак принятия и думаю (точнее, надеюсь), что у нее была хорошая смерть. В конце концов, она скончалась дома в окружении своих близких. Ей было комфортно, не больно и не страшно. Больше никаких поездок в больницу, никакой неуверенности.

Только умиротворенность.

Пятница, 3 мая

Похоже, миссис Кукер не единственная, у кого иссяк запас волшебства. Мистер Саут здесь, и он гавкает на меня со своего стула в зале ожидания, как разъяренный питбуль. Я чувствую, как обретенная в прошлом месяце умиротворенность исчезает. Он тыкает в меня пальцем. В замедленной съемке в высоком разрешении я вижу, как крошечные капли вспененной слюны вылетают изо рта, который так хотелось бы заткнуть.

От моей умиротворенности не остается и следа. Это настоящая эмоциональная лавина. Так же было в тот раз, когда меня в прошлом году обвинили в убийстве (сколько приятных воспоминаний связано с этим местом), пациенты в зале ожидания смотрят на меня со смесью ужаса и незапланированного удовольствия. Я стою там, прекрасно понимая, что розовая кружка с сердечками, которую я держу в руке (моя собственная потерялась на прошлой неделе), никак не помогает защищаться или обороняться.

Проблема мистера Саута заключается в том (если не считать проблемой его отвратительное поведение), что он уже две недели не может попасть ко мне на консультацию по поводу хронической обструктивной болезни легких (ХОБЛ; это заболевание, которое часто является результатом курения). Кстати, если попасть ко мне на прием стало непросто, значит ли это, что я становлюсь популярнее? Или просто дело в том, что многие сотрудники ушли в отпуск? Как бы то ни было, в этой ситуации нет нейтральной зоны. Если я просто пройду в сторону кухни, то буду выглядеть слабаком. Однако еще настолько раннее утро, что мне вряд ли хватит сил ввязаться во все это. Я перевожу взгляд на других людей в зале ожидания и вижу несколько своих постоянных пациентов. Блин. Это означает, что следует сохранить лицо и не позволять пациенту публично унижать меня. Пациенты общаются друг с другом, и это значит, что если я сейчас не отреагирую, то потеряю свое место в рейтинге популярных терапевтов. Я выпрямляю спину и решаю принять вызов. Мистер Саут продолжает орать, осматриваясь в поисках поддержки, как это делают скандалисты в свой звездный час. Однако он выбрал взглядом не того человека. Мистер Питерс слева от него пришел ко мне на ректальное обследование, поскольку у него в крови повышен простатический специфический антиген, и если он не хочет, чтобы я выбрал свой самый большой и жесткий палец, то он не поддержит мистера Саута.

Я открываю рот, чтобы попытаться его утихомирить. Он рявкает. Я поднимаю руки, словно желая сказать: «Успокойтесь!» К сожалению, этот жест только демонстрирует розовую кружку с сердечками еще большему числу людей. А он все продолжает рявкать.

До свидания, умиротворенность.

Я впервые на работе повышаю голос: «СТОП. Просто ЗАМОЛЧИТЕ. Мистер Саут, это неприемлемо! Если вы хотите ко мне на консультацию, я приму вас, но если вы думаете, что такое поведение здесь допустимо, то вы очень, очень (в этот момент я перешел на рык) ошибаетесь». Я вдыхаю и продолжаю свою тираду: «Вспомните о манерах (я действительно разошелся) и проявите уважение ко всем, кто сейчас находится вокруг вас. Эти люди пришли сюда по ряду деликатных проблем, и они не хотят слышать ваши крики в качестве прелюдии!»

Пациенты в зале ожидания смотрят на меня со смесью ужаса и внезапного удовольствия.

Он таращится на меня. Я точно не знаю, что я только что сделал: ударил питбуля по яйцам или приручил его. Он продолжает таращиться. Тишина была бы неловкой, если бы меня не занимала мысль о том, что он может пырнуть меня ножом. Он этого не делает. Вместо нападения он предпринимает последнюю жалкую попытку доминирования и говорит, что мы, терапевты, все одинаковые. Я смотрю на него, гордо держа в руках розовую кружку: «Да, вы правы. Мы все одинаковые, потому что нам не все равно!»

Зрители нервно улыбаются, словно они только что увидели, как школьника-хулигана отчитали перед всем классом. Одержав победу, я иду налить кофе, который так мне необходим (особенно если мне придется провести 10 минут один на один с этим идиотом).

Суббота, 4 мая

Прошло уже почти полтора месяца, но я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что какашки восьмимесячного Уильяма теперь больше похожи на взрослые. Да, они мягкие, но похожие на полено.

Я видел много странных вещей, но это одна из самых странных.

Вторник, 7 мая