Усталые и растрепанные. Не знающие, день сейчас или ночь. Сомневающиеся, что теперь это вообще имеет значение. Даррен и Дженна вернулись, но на сей раз в качестве новоиспеченных родителей. Я улыбаюсь, стоя в дверном проеме, когда они заворачивают за угол с коляской, в которой лежит их драгоценный груз. Скоро на коляске появятся пятна от рвоты, молока и, разумеется, дерьма. Помню, что в первое время после рождения Уильяма мы с Элис тщательно следили за чистотой коляски и сразу оттирали каждое пятнышко. Теперь это гоночный автомобиль Уильяма.
Царапины. Грязь. Кровь. На ней теперь все почетные знаки.
Терапевт не Дед Мороз, он не сможет дать каждому пациенту все, что тот желает.
Они устало улыбаются, когда заходят, а я заглядываю в коляску. Там все розовое.
«Привет, Нэнси! Приятно познакомиться», — шепчу я крепко спящей девочке. Укутанной, защищенной и любимой. Хотя это очень особенное время для Даррена и Дженны, я выпрямляюсь и спрашиваю их: «Это утомительно, не так ли?» Они кивают, тоже устало. Нэнси сейчас восемь недель, я осмотрю ее с головы до ног и обсужу с родителями все, что может их беспокоить. Я люблю такие консультации, потому что мне очень приятно наконец встретиться с малышом, после того как я следил за здоровьем матери в течение беременности. Я был частью пути к родительству, пусть и очень маленькой. Это неизведанная территория, к которой невозможно подготовиться. Так можно слушать рассказы о свободном падении без парашюта, а потом самому попробовать прыгнуть.
Даррен и Дженна отвечаю на мой вопрос, как и 99 процентов остальных старательно лгущих молодых родителей. Они говорят: «Да, но все это так здорово». На самом деле они хотят сказать, что уход за новорожденным иногда может быть настоящим кошмаром. Отсутствие сна, постоянный страх причинить вред ребенку, нескончаемая стирка. Смена подгузников (несмотря на все усилия, дерьмо все равно оказывается везде; сегодня утром, например, металлические элементы ремешка моих часов сыграли роль вилки, начертив аккуратные линии на какашке Уильяма). А еще постоянные кормления ребенка. Добавьте сюда отношения между взрослыми. Секс — теперь просто слово, а не приятное времяпрепровождение. Ваша вторая половина становится кем-то другим: товарищем, сменщиком… Если не считать всего этого, быть родителем здорово!
После короткого разговора (к счастью, у них все хорошо, и это облегчает мне задачу) я объясняю, что пришло время достать малышку из коляски и положить на кушетку. Ее нужно раздеть до подгузника, чтобы я мог провести осмотр. У них сердца уходят в пятки. Я это понимаю без слов. В конце концов, я прошу их разбудить ребенка. Их мирно спящую, тихую малышку.
Что за человек может просить о таком? Я.
И это еще не все. В течение следующих нескольких минут я буду светить фонариком ей в глаза, откидывать ее назад, проверяя рефлекс Моро, при котором она должна раскинуть руки, как Иисус, тыкать ей в рот, а потом сгибать и разгибать ножки. И это только основное. На самом деле я сделаю гораздо больше — разозлив всем этим, верну ее, голую и орущую, Даррену и Дженне.
Быть родителями здорово, если многое не брать в расчет.
Прошло пять минут, пока я все это проделал. Случилось именно то, что я и ожидал. Повернувшись к молодым родителям, одевающим Нэнси, я пытаюсь одновременно успокоить крошечного розового монстра и заверить их, что с малышкой все прекрасно, начиная от пяти пальцев на каждой ручке и ножке и заканчивая отлично пульсирующими бедренными артериями в паху (это свидетельствует об отсутствии коарктации аорты, патологии крупной артерии, выходящей из сердца). Даррен и Дженна улыбаются, однако их явно злит, что я не мог прийти к этому выводу, просто заглянув в коляску. Я также добавляю, что они великолепно справляются со своими обязанностями. Это очень важно услышать на раннем этапе, когда молодые родители сомневаются в себе.
Заполнив красную медицинскую карту Нэнси (она есть у каждого младенца, и в ней содержатся данные о развитии ребенка и его вакцинации), я прошу их побыстрее собрать вещи и, открыв дверь, отпускаю комментарий о том, что плач Нэнси говорит о здоровых легких. Снова усталые кивки и вымученные улыбки, но на этот раз уже с ноткой ненависти. Я толкаю дверь и плотно ее закрываю. Детский плач становится тише. Я улыбаюсь и вспоминаю, как мы возили Уильяма к педиатру в восемь недель. Кажется, что это было так давно. Не успели мы и глазом моргнуть, как ему исполнилось восемь месяцев.