«Приятно видеть, что мы практикуем то же, что проповедуем».
Женщина, накладывающая еду, не понимает мою шутку. Она просто спрашивает, хочу ли я брокколи, но я сомневаюсь. С одной стороны, это, похоже, единственный полезный продукт из доступных. С другой стороны, кто, блин, сочетает брокколи с фрикадельками и макаронами, но я соглашаюсь. Вооружившись единственным источником полезных веществ, я приступаю к поиску места. Столовая представляет собой минное поле. Я осматриваю всю эту саванну с терапевтами, заполненную людьми, большинство из которых даже не знают друг друга. В таких ситуациях важно не торопиться с принятием решения. Поскольку вилка уже вертикально держится в слипшихся макаронах, торопиться мне некуда. Кроме того, неправильный выбор места может испортить весь обеденный перерыв. Я замечаю, что область слева от меня, где в основном сидят одни одиночки, уже занята. У людей там есть общая поведенческая черта: они оставляют между собой и другим человеком как минимум один стул. Это экосистема чувствительных терапевтов, и, хотя я мог бы расположиться на стуле между ними, заполнив пространство между двумя людьми, это был бы как минимум спорный поступок с моей стороны.
Следующая экосистема, которую я замечаю, находится в центре столовой. Это группа пожилых терапевтов. Обычно это врачи-партнеры, о которых я уже говорил ранее. Они сидят бок о бок, уверенные, расслабленные и контролирующие ситуацию. Присоединиться к ним можно только в том случае, если ты один из них. В моем случае все не так, поэтому я продолжаю осматриваться. К большому сожалению, единственный оставшийся вариант — клуб знакомств справа от меня. Это экосистема терапевтов, которые хотят завести друзей, но не знают как. За их столом есть одно свободное место с краю. Я вздыхаю. Вилка, воткнутая в макароны, начинает опускаться, а до начала дневной секции по психическому здоровью остается всего 10 минут. Я подхожу к свободному месту, придав лицу выражение «нет-нет, со мной говорить не нужно», и сразу же перехожу ко второй части. Сев, я достаю телефон из кармана и незамедлительно утыкаюсь в него, желая дать другим понять, что этот парень закрыт для общения.
Но Тилли восприняла все иначе. Тилли чуть за 40, на ней пара походных ботинок и шуршащие утепленные штаны. Прекрасно! Тайная сверка с картами Google подтверждает, что до ближайших гор не менее 80 километров. Может, коллега хочет всегда быть готовой к походу? Когда она начинает разговор со мной, я складываюсь, словно карточный домик, и улыбаюсь. Мне нравится думать, что я умею грубо обращаться с людьми, однако в теории это гораздо проще, чем на практике. Тилли приехала из Лондона, и она рассказывает, как там живется терапевтам. К ее лицу прилипла еда, которая двигается, пока Тилли говорит. Я с трудом сдерживаю улыбку. Кажется, что этот кусок машет мне. Как сказать ей? В итоге я решаю ничего не делать в надежде, что кусочек все-таки отпадет и приземлится на ее походную одежду.
Я размазываю по тарелке макароны, превратившиеся в единую массу, и вежливо киваю в ответ на слова Тилли. Я периодически бросаю взгляд на трех терапевтов, сидящих напротив. Они явно подружились, но продолжают смотреть на свои ботинки во время разговора. Остается надеяться, что хотя бы пациентам они смотрят в глаза.
Хватит, злобный Макс!
Дин-дон! Этот спасительный звук означает начало дневной секции. Я в последний раз улыбаюсь Тилли и говорю, что мне было очень приятно с ней поболтать и что, возможно, найду ее во время следующего перерыва, чтобы подробнее расспросить о поездке на озеро (я, конечно, не стану этого делать). Похоже, ее обрадовала перспектива повторной встречи, из-за чего я начинаю себя ненавидеть. Еда отправляется в помойку. Заняв свое место в лекционной аудитории, так и не утолив голод, я вздыхаю громче и продолжительнее, чем ожидал. Что-то не так. Я чувствую себя странно. Я должен находиться среди своих единомышленников-терапевтов и переживать возбуждение, приятное волнение и страсть, однако эти эмоции почему-то мне чужды. Я тру глаза. Может, всеобщее недовольство Национальной системой здравоохранения, которое особенно остро ощущается на конференции для терапевтов, наконец добралось и до меня? Или, быть может, я просто устал. Как бы то ни было, я сильнее утопаю в своем кресле и стараюсь выкинуть все из головы.
Суббота, 18 августа (03:47)
Я лежу в постели рядом с Элис. Что ж, в действительности это не совсем так. На самом деле я хватаюсь руками за край своей половины кровати, потому что меня вытесняет Берлинская стена, построенная беременной Элис. Девять архитектурно разложенных подушек поддерживают огромный живот Элис, лежащей на боку. Я смотрю в темноту и закусываю нижнюю губу, словно обуреваемый страхом подросток, в котором бушуют гормоны. Почему теперь, когда я должен думать только о жителе живота и нашем общем будущем, я снова и снова анализирую свою реакцию на вчерашнюю конференцию? Впервые за все время я переживаю, что выбрал не ту профессию. Эти мысли не дают мне заснуть до утра.
Понедельник, 20 августа