Детектив в белом халате. У каждой болезни есть причина, но не каждому под силу ее найти

Эта неделя не началась как по маслу. На самом деле в нашем самолете нет топлива, двигатель остановился из-за застрявшей в нем птицы, и кто-то покурил в туалете. Я вымученно улыбаюсь миссис Делавер, сидящей передо мной. Ее четырехмесячная дочь Энджел (ну конечно), которой уже прокололи уши (как без этого), использует ее как человеческий батут. Миссис Делавер угрожающе хмурится. Кроме того, у миссис Делавер есть 15-летняя дочь Эмбер, которая сидит в углу и таращится в телефон, не моргая.

Не видя ответной реакции с их стороны, я решаю прекратить улыбаться и как можно быстрее завершить консультацию. Удача на моей стороне. Оказывается, миссис Делавер пришла только для того, чтобы обновить рецепт на препарат «Орлистат», помогающий ей похудеть. Мы сидим молча и мучительно ждем, когда мой принтер «Хью» распечатает рецепт. Если бы только… Если бы только я не спросил миссис Делавер и Эмбер, чья это малышка, когда они вошли в кабинет.

Это была не лучшая приветственная фраза.

Вторник, 7 августа

Вы, должно быть, издеваетесь надо мной. Мистер Ричмонд растянулся на моем столе, часто дыша, как собака. Раскачиваясь на кресле, я наблюдаю за ним со смесью смущения и раздражения. Я начинаю с самого открытого вопроса, который только способен придумать: «С какой проблемой вы пришли?» Я чувствую, что на этот вопрос может последовать весьма объемный ответ. Мистер Ричмонд отрывает голову от стола и — сейчас будет моя любимая часть — с закрытыми глазами направляет на меня словесное цунами из никак не связанных между собой симптомов. Когда он начинает перечислять, я записываю его слова, но быстро останавливаюсь. Пока пальцы парят над клавиатурой, я смотрю на этого человека, являющего собой плавильный котел из всех существующих симптомов.

Если тело мистера Ричмонда не собирается самовозгореться и превратиться в эфир, то он несет полную чушь. Понимая, что это мой последний пациент на сегодня и что я должен сходить с Элис, которая сейчас на 36-й неделе, на предродовую консультацию, я решаю взять ситуацию под контроль. Надеваю ему манжету для измерения давления на левую руку и приказываю сесть прямо. Он быстро реагирует на садомазохистское проявление врачебного доминирования, и, прежде чем успевает дополнить список симптомов, в котором уже есть одышка, боль в обоих ушах, тошнота, гиперактивность мочевого пузыря, сыпь на левой ноге и сухость кожи губ (я серьезно), я измеряю его температуру, частоту сердечных сокращений, кислородную сатурацию и время наполнения капилляров.

Пока я заношу результаты осмотра (нормальные, разумеется) в его карту, мистер Ричмонд снова опускается до уровня стола. Его лицо теперь напоминает морду бульдога, прижатую к автомобильному стеклу. «На этот раз у тебя ничего не выйдет», — думаю я.

«Поднимитесь!»

Если вы найдете врача, который любит всех, знайте, что он лжет.

Я усаживаю его на смотровую кушетку и проверяю сердце, легкие, живот, уши и горло. Все в норме. Удивительно! Пресекаю попытку лечь на кушетку — я не собираюсь из-за него опаздывать на встречу с Элис. И прокручиваю в голове альтернативный сценарий: если бы он все же лег, мог бы я просто выключить свет и уйти? Вновь смотрю на мистера Ричмонда. Мое терпение похоже на тающую корочку льда на поверхности очень глубокого и опасного озера. Я продолжаю таращиться на него, позволяя потанцевать на этой корочке.

«Чего вы хотите?»

Интересно. Услышав вопрос, он выпрямляет спину. Он хочет сдать кровь на анализ. Я незамедлительно приступаю к действиям и начинаю заполнять направление на анализ крови. Одновременно я прошу его пояснить свое желание. Оказывается, он уверен, что с его кровью что-то не так. Странно, но ладно. Обычно пациентам кажется, что у них рак. Я прекращаю заполнять направление и начинаю поворачиваться к нему, чтобы объяснить, что наверняка все в порядке, однако на середине поворота останавливаюсь и снова сажусь лицом к компьютеру. Больше я не буду говорить.