Детектив в белом халате. У каждой болезни есть причина, но не каждому под силу ее найти

Слушая его, я подсознательно хочу, чтобы он перестал повторять слово «сон». Это пытка. Я чувствую, как мое тело обмякает без предупреждения или разрешения, и понимаю, что я вот-вот засну. Я наклоняюсь вперед и делаю глоток кофе. Он ледяной, но какая разница? Я бы слизал кофейные гранулы с унитазного сиденья пациента, больного норовирусной инфекцией[11], если бы мне сказали, что они последние на земле. Слушая монолог Джерри, я понимаю, что он делает абсолютно все, чтобы усилить храп. Выпивает почти каждый вечер, спит на спине и иногда даже принимает снотворное. А еще давайте не будем забывать о его гигантской шее. Я разворачиваю монитор компьютера и показываю анатомическое строение рта и шеи. Я объясняю ему, что во время сна все эти мышцы и другие мягкие ткани расслабляются. Когда он делает вдох, турбулентность, созданная этими обмякшими мышцами, вызывает вибрацию. Это и есть храп. Алкоголь, снотворное, сон на спине и развитые мышцы шеи (из-за их веса) усиливают храп. Похоже, что во сне Джерри не только храпит, но и периодически перестает дышать. Это называется эпизодами апноэ. Поэтому он постоянно просыпается. Умный мозг не дает ему умереть, вовремя пробуждая.

Я даю ему возможность переварить все, что я сказал, и поворачиваюсь к компьютеру заполнить карту. Кроме того, печатая, я активен. А если я активен, то не засну (еще несколько дней назад я думал, что поход в туалет — тоже активность, но ошибался). Джерри начинает задавать вопросы, но умирающий принтер «Хью» перебивает его, с ревом выплевывая буклет о храпе.

«Итак, Джерри, перестаньте выпивать каждый вечер, — говорю я с сочувствующей улыбкой. — Спите на боку. Купите своей девушке беруши. Откажитесь от снотворного». Я делаю паузу, а затем добавляю: «И пристегните теннисный мяч к спине». Джерри смотрит на меня, пока я заканчиваю давать ему рекомендации по борьбе с храпом. Он говорит, что не любит теннис. Я улыбаюсь, отодвигая от него колени (это знак окончания консультации), и говорю, что отсутствие у него интереса к теннису не должно ухудшить прогноз.

Вторник, 25 сентября (13:12)

Я чувствую себя на месте тысячи пациентов, которых укладывал на смотровую кушетку за последние три года. Я внимательно рассматриваю потолок кабинета, словно вижу его впервые, и прислушиваюсь к своему глубокому и медленному дыханию. Я понимаю, что мой разум больше не соответствует моей физической позиции. А пациенты уже не занимают большую часть моих мыслей.

У меня есть сын. Замечательная жена. Маленькая нуклеарная семья[12].

Мой рот расплывается в улыбке. Теперь все кажется совсем другим. Жизнь, личная и профессиональная, стала другой. Они неделимы. Я закрываю глаза и ощущаю спокойствие, которое всего несколько месяцев назад на работе редко посещало меня. Кто бы мог подумать, что ребенок так быстро изменит меня как врача?

Я завожу будильник на телефоне и решаю поспать 10 минут.

Вторник, 25 сентября (13:14)

Так и знал, что чертов стационарный телефон нужно было отключить!

Среда, 26 сентября (13:17)

Девяностодевятилетняя вагина. Стоя у кровати с самым маленьким гинекологическим зеркалом из всех, что мне удалось найти, я объясняю Элси, что сейчас произойдет. Она поднимает бровь и отвечает: «Делайте то, что должны». Элси выбрала верное слово — «должны». При всем уважении, мне не хочется это делать. Ее сиделка, чье имя я дважды успел забыть, вызвала меня. Сегодня утром, меняя Элси урологическую прокладку, она заметила кровянистые выделения (вероятно, из влагалища). Человек, распределявший между врачами вызовы на дом, почему-то решил, что это идеальная для меня пациентка.

Она лежит на безупречно заправленной кровати, согнув ноги и расставив стопы. Ее достоинство прикрыто самым прекрасным лоскутным одеялом из всех, что я когда-либо видел. Итак, я опускаюсь. Главное — не дышать носом, когда приближаешься. Все усложняет тот факт, что освещение в комнате ужасное. Заняв удобную позицию, я развожу ее половые губы (складки кожи по обеим сторонам от входа во влагалище) и ввожу смазанное зеркало в вагину. Половина моего тела находится на кровати Элси, а половина — на полу. Наклонив голову под углом 90 градусов, я стараюсь рассмотреть шейку матки и анатомию влагалища. В комнате довольно темно, но я не вижу ничего подозрительного. Ни крови, ни выделений, ни опухолей. Я порываюсь попросить сиделку посветить фонариком моего телефона, чтобы было лучше видно, но понимаю, что это может быть истолковано неправильно. Кроме того, поскольку обе мои руки заняты, ей придется доставать телефон из переднего кармана моих брюк. Боюсь, что я могу дать слишком много поводов для скандальных газетных заголовков.