Иногда приходится жертвовать душевными разговорами, чтобы успеть выполнить работу.
Я намеренно расположился в углу, чтобы передо мной открывался панорамный вид, откидываюсь на спинку стула и внимательно за всеми наблюдаю. Присутствующие выглядят одинаково.
Все несчастны, напуганы и унылы.
Я думаю об Элис и Уильяме, и все негативные чувства мгновенно растворяются в эфире. Разумеется, я никогда не признаюсь коллегам, но для меня все происходящее не имеет значения. Большого, по крайней мере. Я продолжаю так думать, пока доктор Фил спрашивает, чем старшие терапевты могут помочь. Сара и Ден предлагают ввести награды «Работник месяца» и «Лучший диагноз месяца», а также создать групповые беседы в социальных сетях. Я смотрю в окно и вздыхаю.
Как мы к этому пришли? Мы же стали американцами.
Когда собрание, спотыкаясь, подходит к последним минутам, как любовник на одну ночь, неуклюже ищущий второй носок, мои мысли снова устремляются в будущее.
Будущее с моей семьей.
Господи, да я так же сентиментален, как гребаные американцы!
Вторник, 18 декабря
До сегодняшнего дня я даже представить себе не мог, как можно попасть в неприятности, предложив ребенку наклейки за храбрость. Сегодня я понял, что это возможно, если предложить не те наклейки. У меня стоит звон в ушах, когда миссис Праздник (веселая фамилия не должна ввести вас в заблуждение) читает мне лекцию о том, что я должен предлагать всем детям одинаковые наклейки и не следовать гендерным стереотипам.
Вау! Жестко.
Я воздерживаюсь от комментария о том, что ее сыну Фредди явно нравится выбранная им наклейка с Бэтменом, а ее дочери Софи — наклейка с принцессой Эльзой. Я предпочитаю избежать конфликта, поэтому признаю свою оплошность. Я извиняюсь и предлагаю каждому ребенку взять еще по одной наклейке, выложив перед ними их все. В итоге Фредди оставляет себе наклейку с Бэтменом и машинкой, а Софи берет две наклейки с принцессой Эльзой.
Среда, 19 декабря
Даже если у меня весь день будет свободен, я не смогу так безупречно погладить рубашку, не говоря уже о том, чтобы безукоризненно завязать галстук и сочетать с ним застегнутый на все пуговицы блейзер. А еще я не смог бы стоять настолько прямо. Перемещаясь по гостиной мистера Чимы, я остро ощущаю, что моя рубашка измята и не заправлена сзади, а на брюках засохла утренняя отрыжка Уильяма. Я также стараюсь держать спину прямо, понимая, что у меня отвратительная осанка.
Мистер Чима просто невероятен: он подходит и пожимает мне руку. Его глаза до сих пор горят. Он приглашает меня сесть, и я тихо присаживаюсь, поражаясь, как много жизни в этом человеке. В свои сто лет «и две недели» (это его дополнение) он выглядит на сорок лет моложе. Изначально я не собирался выведывать секрет вечной молодости во время визита к нему.
— В чем ваш секрет? — не могу я не спросить, представляя, свидетелем каких изменений в мире он стал.
— Нужно быть добрым и счастливым, — отвечает он без колебаний.
Немного разочаровавшись абстрактностью его ответа, я пытаюсь выведать более практичный секрет, например сыр или отдых на Бали. К сожалению, он отвечает, что нет. Обещаю себе это запомнить. Понимая, что до начала дневного приема осталось всего полчаса, я сразу приступаю к делу. С точки зрения медицины у мистера Чимы почти нет проблем. Учитывая его возраст, мне совершенно не хочется выискивать у него то, что может омрачить ему оставшиеся годы. Я пришел ради обычного профилактического осмотра, поскольку он давно не был у врачей. Удивительно, он до сих пор живет один, но раз в неделю к нему приходит помощница по хозяйству. Пока я восхищаюсь безупречной чистотой небольшой квартиры на втором этаже, тонометр говорит мне, что у него до сих пор артериальное давление 21-летнего олимпийского гимнаста. Однако, если копнуть поглубже, у каждого из нас всегда можно что-то найти. Как ни странно, я ощущаю спокойствие в его жизни благодаря множеству газет, книг и кроссвордов вокруг.
«Вы часто общаетесь с людьми?»
Этот вопрос царапает внешнюю облицовку мистера Чимы. Как оказалось, он уже много лет невероятно одинок. Он практически ни с кем не видится, поскольку рядом нет родственников (большинство из них уж мертвы, в том числе и его жена, скончавшаяся около двадцати лет назад), а современное общество он не признает и не понимает. Это огорчает меня по двум причинам: во-первых, этот человек еще многое может дать, а во-вторых, мы создали общество, в котором люди остаются одинокими, хотя большинство из нас живет в кирпичных клетках, стоящих друг на друге. Встречаясь с пациентами, я замечаю это все чаще, но мистер Чима еще полон жизни, и мне это нравится. Мы все можем вырвать листок из книги этого человека.