Она представляется пациенткой нашей клиники миссис Уэстерн. Как мне повезло! Ожидая, пока она объяснит, чего, черт возьми, хочет, я качаю Уильяма на руках. Он замерз, проголодался и, сам того не подозревая, нуждается, чтобы с него сняли обтягивающие шорты с рыбками. Издаваемые им звуки становятся громче, что является признаком нарастающего возмущения. Он близок к истерике, и я прошу миссис Уэстерн немного поторопиться. Она хочет, чтобы я проверил пупок ее трехмесячного сына. Это скучно, но сложно. Не хочется быть козлом, я мог бы взглянуть на его пупок, но в качестве кого? Это классическая ловушка для терапевтов. Если я посмотрю на влажный уродливый пупок ее сына и решу, что с ним что-то не так, как мне следует поступить? Никак. Почему? Потому что я стою на краю бассейна с выцветших плавках и держу на руках сына. Если неформальная консультация пойдет не так (например, я ошибусь, а миссис Уэстерн обратится в суд и скажет: «Но доктор Скиттл сказал…»), то юридически мне будет не на что опереться. Такова печальная истина нашего сутяжнического общества. По той же причине все терапевты состоят хотя бы в одном из многих надежных медицинских юридических союзов, который поддержит их, если какая-то неожиданная ситуация вдруг произойдет (и они действительно происходят). У терапевтов высокий порог риска: любая ошибка сопровождается повышенной вероятностью судебного иска. Однако важнее всего то, что в такой обстановке пациент не получает хорошую и подробную консультацию.
В итоге я все же нагибаюсь и смотрю на пупок ребенка. Мне кажется, что он выглядит нормально, но я подчеркиваю, что его необходимо более внимательно осмотреть, когда он не будет пропитан хлорированной водой бассейна. Врач при этом должен быть полностью одет. По воле судьбы завтра будет прием без записи, поэтому я приглашаю миссис Уэстерн прийти в клинику. Теперь, когда урок завершен и миссис Уэстерн удовлетворена, мы с Уильямом убегаем в раздевалку.
Ради спасения наших жизней.
Воскресенье, 9 декабря
Какой чудесный недельный отпуск! Я чувствую себя великолепно. Мне кажется, что кто-то ворвался в мою жизнь и устранил все мои духовные проблемы. Равновесие восстановлено, работа и дом снова стали равными партнерами. Сидя на диване и учащенно дыша, я кладу потные предплечья на колени. Уильям смотрит на меня с игрового коврика. Из его рта вытекает струйка молочной отрыжки, а потом он начинает пищать без какого-либо повода. Иногда он бывает очень странным.
Тридцатисекундный интервал завершается, и я, несмотря на внутренний протест, снова беру двенадцатикилограммовую гирю и начинаю тягать ее. Я уже 15 минут тренируюсь под ролик на YouTube и стараюсь держать гирю крепко, чтобы случайно не разбить окно. И не раздавить Уильяма. Элис разозлилась бы на меня в любом случае. Кстати об окнах: я делаю все это отчасти из-за них. Неделя вдали от рабочего хаоса дала мне возможность поразмышлять о собственном жизненном окне. Я не планировал заранее. Это был коварный подсознательный процесс, набиравший обороты в течение недели. На работе я так много времени трачу на то, чтобы заглядывать в окна своих пациентов, что забываю о своем собственном. Не поймите меня неправильно, я не злюсь на себя за то, что не делал такого раньше. Это сопутствующий ущерб профессии терапевта в условиях огромной рабочей нагрузки. Моя работа наполнена шумом, злостью и эмоциями. Она с легкостью заставляет забыть о собственных потребностях до тех пор, пока вы не остановитесь, не вдохнете поглубже и не сделаете шаг назад.
Именно этим и стала для меня текущая неделя: шагом назад. У меня появилась возможность все переосмыслить, перефокусироваться и освежиться. Что я и сделал — переместил работу на последнее место в списке приоритетов, провел время с семьей, встретился за пивом с друзьями и даже сводил Элис на свидание, впервые оставив Уильяма с няней.
Короче говоря, я жил. Мы жили.
Я сделал дома все, что так долго откладывал. Полки в детской успешно повешены, хотя мне потребовалось две попытки, мощеная дорожка в саду вымыта, а окна с внешней стороны сверкают. Я бросаю гирю на подушку на полу (Элис точно кастрировала бы меня, если бы я повредил наш деревянный пол) и падаю на диван. За эту неделю я понял еще кое-что: нужно следить за своим физическим, психическим и социальным здоровьем. По этой причине я сейчас тренируюсь и отныне буду делать это каждую неделю. Как и большинство людей на сидячей работе, я как терапевт должен бороться с желанием просидеть за столом весь день, поесть вредных полуфабрикатов и плюхнуться на диван дома. Ничто из этого не идет на пользу моему здоровью.
Это не идет на пользу никому.
Уильям продолжает лежать. Молочная отрыжка засохла у него на подбородке. Интересно, что он понимает о своей жизни? Ему скучно? Он хочет других родителей? Что он на самом деле думает, когда измазывается в дерьме? Я задам ему все эти вопросы, когда он подрастет. Скоро на ужин придут друзья, поэтому мне пора пойти в душ и одеться.