Я вытаскиваю мистера Кейла из его вымышленного мира в реальность. Он лишь один человек из пятнадцати, которых я должен обзвонить друг за другом, прежде чем начать личный прием пациентов (первый из них, кстати, пришел за двадцать три минуты до назначенного времени). Хотя я говорю ему это в более мягкой форме (опять же, не желая, чтобы меня уволили в ближайшем будущем), все же хочу донести до него, что я открываю карту в тот момент, когда набираю телефонный номер пациента. Проще говоря, у меня нет времени пролистывать карты пациентов и, неспешно попивая хорошо заваренный чай, изучать их медицинскую историю за 32 года.
Знаете ли, мистер Кейл, несколько дней назад мне пришлось более пяти часов ждать возможности сходить в туалет (естественно, я произношу это предложение мысленно, а не вслух).
Когда мы оба делаем паузу, чтобы отдышаться, я чувствую, как повышается мой уровень стресса. Понедельник повторяется. Я чувствую в себе потребность покончить с этим, прекращаю оживленные дебаты и просто записываю его на прием к Дэну (терапевту, назначившему анализы) позднее на этой неделе. Я объясняю, что мы с ним поговорим долго и подробно (вряд ли, но, думаю, мы перекинемся парой слов, если встретимся у туалета) и что он наверняка захочет и дальше вести мистера Кейла, чтобы не прерывать доверительные отношения врача и пациента.
«В нашей клинике к этому стремятся».
У меня нет возможности изучать истории болезней моих пациентов.
Хотя это правда, на меня накатывает волна тошноты при мысли о том, что сегодня мы обязаны ублажать каждого. Наконец разговор завершается. Я выдыхаю, загоняя стресс вглубь себя, и на вдохе нажимаю на электронную карту, набрав номер следующего незнакомого мне пациента. Я улыбаюсь тому, что сегодня хотя бы не плакал.
Пока.
Пятница, 15 марта
Неделя, начало которой чуть меня не сломило, закончилась хорошо. Я получил благодарственную открытку с подписью: «Самому доброму и приятному врачу из всех, кого мы встречали». Ее прислала семья пациента, которому я оказывал помощь в последние несколько месяцев его жизни. Я хочу плакать, но на этот раз льются слезы радости.
Знаю, я снова плачу.
Эта неделя — эмоциональная катастрофа.
Понедельник, 18 марта
Я пришел к интересному выводу, оглянувшись на произошедшее за неделю и получив возможность подумать обо всем спокойно. Я понял, что все это было не просто очередным штормом и сопровождающим его стрессом. Проблема также была в уязвимости. Мне всегда было стыдно признаваться в ней. Отчасти это связано с тем, что она свидетельствует о моей неуверенности в себе. Возможно, вы удивитесь, но она продолжает тихо мучить меня долгие годы. Это своего рода синдром самозванца. Мне страшно, что я могу быть недостаточно хорош как терапевт. А отчасти это связано с тем, что мне кажется, будто я не соответствую требованиям, которые предъявляет ко мне современное общество. Считается, что терапевты должны быть сильными и уверенными в себе людьми, которые не плачут, переутомившись.
В тот момент мне казалось, что я не справляюсь и подвожу своих пациентов. Я чувствовал себя самозванцем. Хотя я не думаю, что синдром самозванца быстро пройдет, и понимаю, что ожидания общества могут идти куда подальше. Мужчины и женщины, испытывающие целый спектр эмоций и без страха выражающие их перед лицом общества, вовсе не слабы: они великолепны.
Среда, 20 марта
Пока все нормально. Ни драм, ни смертей. Никто (новый) меня не возненавидел, и даже обошлось без слез. Подходя к дому 89-летней миссис Кукер, я внутренне улыбаюсь маленьким, но важным победам, позволяющим сохранять здравый рассудок. Этот визит на дом, чтобы решить проблему с запором миссис Кукер, должен стать еще одной маленькой победой. Пациентка страдает тяжелой деменцией и упорным запором, который является побочным эффектом коктейля из обезболивающих препаратов и стареющего кишечника.
Меня обеспокоил утренний звонок одной из ее сиделок: она не опорожняла кишечник уже больше недели, хотя ежедневно получала три разных слабительных. Медицинская статистика не на нашей стороне, поэтому я уже стучу в дверь. Открывает сиделка, и после короткого обмена любезностями я прохожу в семейный дом мистера и миссис Кукер. Мистер Кукер скончался более десяти лет назад, но я улыбаюсь, прослеживая его жизнь на продуманно расставленных семейных фотографиях. Высокие и гордые люди, запечатленные на снимках, стоят рядом с больничной постелью, занимающей центральное место в комнате.
Миссис Кукер крепко спит. Я смотрю ее фотографии тридцатилетней давности. Она была очень красивой, с заразительной улыбкой, и до сих пор такой остается.