— Обыск? Серьезно? — Федоров осторожно вытянул ладонь из-под Ингиных пальцев и убрал ее в карман широких штанов. — А основанием что посчитать, Инга? Слова пожилого больного человека? Меня не то что с работы попрут — под суд отдадут! Егоров заявление накатает и будет прав, между прочим.
— Да, согласна. Как-то идея с обыском не очень…
Инга загремела посудой, намереваясь вымыть чашки и подогреть чайник. Хорошо, что додумалась не доставать дорогой фарфор ради Федорова. Тот с его неуклюжестью все бы переколотил. Уже трижды — Аня специально сосчитала — он ронял чайную ложку в чашку. Хрупкое изделие точно не выдержало бы.
Инга хлопотала в кухне. Федоров сидел и молчал, украдкой рассматривая семейные портреты на стенах.
— Красиво у вас, Ань, — вдруг обронил он. — Вроде и не модно, не как в журнале, а уютно. Уходить не хочется.
— А тебя никто и не гонит, Володь, — выглянула из кухни Инга. Она довольно улыбалась. — Аня сейчас к себе уедет, а мне скука смертная перед теликом сидеть.
Он молча кивнул, соглашаясь то ли на совместный просмотр телика, то ли на то, что это скука смертная. Аня вдруг почувствовала себя лишней. Странно, но Федоров рядом с Ингой смотрелся вполне гармонично. Меланхоличный и неповоротливый, он неплохо бы гасил ее энергию, не всегда направленную туда, куда нужно. Если бы у них что-то вышло, то получилось бы неплохо, неожиданно подумала она.
— Я, пожалуй, пойду, ребята. Вы тут еще подумайте, как нам Егорова спасать. А я домой.
— Егорова? Спасать? От чего, Аня? — Федоров фыркнул и покачал головой. — Уверен, что все страхи надуманны.
— Да? А как же его бывшие коллеги? Они в один голос уверяют, что Егоров ушел, обещая отомстить обидчикам. Это оставить без внимания? А ружье?
Володя Федоров промолчал, так протяжно и тяжело вздохнув, что бумажная салфетка на столе перед ним зашевелилась.
— Мы подумаем, Аня. Подумаем, — теснила ее Инга к выходу. — И если что — позвоним.
— Звоните.
Она вышла на лестничную клетку. Дождалась, когда сестра запрет за ней дверь, и на цыпочках прокралась к двери Егорова. Дверь он поставил новую совсем недавно. Тяжелая, металлическая и дорогая — Аня нарочно сверялась с каталогом.
Сейчас Егоров точно был дома. Глазок его двери светился изнутри, значит, в прихожей горел свет. Не понимая, зачем она это делает, Аня поднесла руку к его звонку и ткнула пальцем в кнопку.
Егоров открыл почти сразу, словно стоял и наблюдал за ней в глазок. Широко распахнув дверь, он смотрел хмуро, недружелюбно. Небритый, давно не стриженный. Ветхая футболка и спортивные штаны, вытянутые на коленках. Босые ступни.
— Аня… — проговорил он безо всякого выражения. — Добрый вечер.
— Добрый вечер, Сергей.
Она топталась на пороге, не зная, что говорить дальше. Зачем-то спросила:
— Как жизнь?
Конечно, он удивился и даже не попытался этого скрыть. Привалился плечом к притолоке, уставился на нее, словно видел впервые.
— С каких это пор тебя стала интересовать моя жизнь, Ань?
— Ну… Я тут подумала, что… Мы могли бы с тобой сходить куда-нибудь.
Боже! Что она несет?! Куда она с ним может пойти?! Он же никогда ей даже не нравился! Раньше, когда выглядел прилично. А теперь…
— Ань, что происходит?
Ярко-голубые глаза Егорова, — пожалуй, единственное, что осталось от него прежнего, — подозрительно прищурились.
— А что происходит?
Она глупо улыбалась.
— Ничего не происходит. Просто зашла по-соседски. Давно не видела тебя.
— Странно, не находишь? — Взгляд Егорова стал еще более подозрительным. — Ты годами меня не замечала, а тут вдруг решила пригласить скрасить твой досуг.
— Все меняется, Сережа. И мы тоже. — Аня решила стоять намертво.
Раз уж выставила себя дурой, то продолжит игру.
— И ты поменялась?
Егоров вдруг широко улыбнулся, обнажая великолепные зубы. Странно, она никогда не замечала прежде, как красива его улыбка.
— Поменялась, — кивнула она и вдруг с горечью добавила, снова не понимая зачем: — Постарела. Поумнела.
— Ага… — Он почесал затылок и начал медленно отступать внутрь квартиры. — Что постарела, не согласен. Ты по-прежнему красивая, Ань. А насчет поумнела… Не могу не согласиться.
— В смысле? — Она почувствовала себя немного уязвленной.
— Наконец бросила этого урода — своего начальника. Он обманывал тебя все эти годы. Использовал. А ты вела себя, как слепая! Я не мог понять причины твоего поведения. А теперь понял.
— Да? Понял? И что же ты понял?
Сжав кулаки в карманах, Аня вдруг увидела себя со стороны.
Вот она стоит перед ним с дико красным лицом, вспотевшая в теплой куртке, смущенная его осведомленностью. И злая, страшно злая от нелепости ситуации, в которую загнала себя самостоятельно. Безо всякой посторонней помощи. Никто не заставлял ее звонить в дверь.
— Я понял, что раньше ты была глупая. А теперь поумнела, — выпалил Егоров.
Он кивнул ей на прощание и с грохотом захлопнул перед ее носом дверь.
Всю дорогу до дома Аня ругала себя последними словами и обещала, что ни за что больше не полезет ни в чью жизнь. Ни с благими намерениями, ни без оных.