Егоров смотрел на нее как-то странно и говорил странные вещи. Ей бы собраться и призадуматься, на что он намекает, о чем вообще ведет речь. Но все волнения минувшего часа сделали ее какой-то вялой. Она кивнула и ответила:
— Да.
— Да? — Егоров дотянулся до ее руки, притянул к себе и спросил, уставившись ей в глаза: — Ты отвечаешь мне — да?
Инга за ее спиной предостерегающе кашлянула. Федоров переступал мокрыми ботинками в мокром снегу и тоже закашлял. Может, простыл уже?
— Аня? — Егоров сжал ее пальцы. — Так да или нет? Будь уверена, Вера Васильевна благословляет. Я с ней уже все обсудил.
— А что да?
Она подняла на него взгляд, но солнце настырно слепило, и вокруг головы соседа их матери расползался яркий ореол. Она не видела знакомого лица, но совершенно точно знала, как оно выглядит. Его руки приятно согревали ее озябшие пальцы. И, что странно, не хотелось никуда идти. Хотелось просто стоять, слушать пробуждающийся после зимы лес, дышать полной грудью свежестью и щуриться от яркого солнца.
Странно! Страх на нее так, что ли, подействовал? Страх за него? Или…
— Мы в машине, — буркнула Инга, обходя их стороной. — Недолго тут любезничайте. Ноги промокли.
Федоров трусцой двинул за ней. Когда они ушли, Егоров наклонился и поцеловал ее в щеку. Потом еще и еще раз.
— Ань, я не могу без тебя. Вообще не могу. Пытался, не вышло. Ты смотрела мимо. Не важно, каким был твой взгляд: расстроенным, веселым, холодным. Но всегда мимо. И вдруг ты здесь! Я поверить не могу. Ты… Ты в самом деле волновалась за меня?
Она подумала, кивнула и тихо добавила:
— Да.
— Замечательно как. — Он тихо рассмеялся ей на ухо, прижимая к себе все крепче и крепче. — Вчера я был потерянным, собирался уезжать. Далеко. Надолго. Может, навсегда. А сегодня я самый счастливый человек. Потому что моя любимая за меня волновалась. Ань…
— Что?
Она снова попыталась рассмотреть его лицо, но солнце не позволило.
— Понимаю, глупо. Знаю, что неуместно. Но спрошу. В первый и последний раз. Не тороплю с ответом. Времени много.
— Спрашивай уже! — прикрикнула она, ощущая странную слабость в ногах и незнакомый трепет в груди.
— Пойдешь за меня? Замуж пойдешь? Правда, я сейчас безработный, но все исправлю. Ты подумай и…
— Скорее да, чем нет, — ляпнула она, сама не понимая, что несет.
Холодный голый лес. Мокрый снег под ногами. Узкая тропинка. Егоров с ней обнимается. Она сюда зачем приехала? Чтобы остановить его сумасшествие. А вместо этого замуж вдруг за него собралась. Безумие заразно?
— Отлично. Идем. Инга с Федоровым злятся. Вера Васильевна наверняка волнуется. Идем.
— Да. Егоров, а ружье? С ним как быть? Зачем оно?
— Давай я на месте все расскажу, чтобы не пересказывать трижды. Идет?
Родительский дом встретил их странной тишиной и ароматом свежеиспеченной сдобы.
— Ничего не понимаю! — ахнула Инга, врываясь в кухню. — Ань, здесь пироги! Мамины пироги!
Вера Васильевна сидела в любимом кресле у окна и дремала.
— Мам, — позвала ее Аня. — Мам, ты спишь?
— Нет, — встрепенулась женщина, приоткрыла глаза, посмотрела на дочерей. — Вы нашли Сережу?
— Нашли. Он с нами. Здесь. — Инга схватила мать за руку. — Мам, он сделал Аньке предложение, представляешь!
— Аня! — мать строго глянула, как когда-то давно. — Что ты ответила?
— Скорее да, чем нет, — повторила она собственную глупость.
Наверное, глупость.
— Вот и хорошо. Девочки, накрывайте на стол. Я напекла пирогов, пока вы искали Сережу, и моя Аня искала свое счастье среди подтаявших сугробов. Еле вспомнила рецепт. Память подводит… Сильно подводит, — она жалко улыбнулась, погладила Аню по руке. — Я счастлива за тебя, милая. Пусть это будет «да»…
Они сидели за столом в гостиной и пили чай из самого дорогого сервиза, который стоял на средней полке старинного высокого буфета. Мама настояла. Сочла, что именно сегодня в их семье большой праздник.
Чай был крепким и ароматным. Пироги восхитительные. Как раньше. Или даже вкуснее.
Аня без конца улыбалась. Ловила себя на беспричинной радости, гасила улыбку, но через пару минут забывалась и снова улыбалась. Ей было славно и уютно в родительском доме, за большим круглым столом. Инга без конца подкладывала Федорову пироги. Тот смущался, но послушно жевал. Егоров не сводил взгляда с Ани, и его взгляд был неподражаемым: нежным, любящим, заботливым. Так ей виделось. И от этого было особенно хорошо. Ей нравилось, как он на нее смотрит.
— Так, я устала. Пора отдохнуть. — Вера Васильевна спрятала зевоту под ладонью. — Сереженька, голубчик, ну расскажи нам уже свою историю про ружье. Видит бог, я столько страха натерпелась, когда тебя увидела с ним в руках!
— Да! — встрепенулся Федоров. — Мы отвлеклись! Ружье? Зачем оно тебе?
— Я остался без работы, вы это знаете от Ани. — Егоров дотянулся до ее ладошки, осторожно сжал. — Рекомендаций мне не дали. И пообещали, что в городе я работы не найду. Все как-то навалилось… Аня в тысячу первый раз прошла мимо, даже не заметив меня. В общем, пришлось вспомнить про свое первое образование.
— И кто ты у нас по первому образованию? — Федоров, положив локти на стол, смотрел весьма сурово.