Дети

Я не хотел, чтобы моя судьба уподобилась судьбе моих отцов. Я сбежал из этой тьмы в мир чистой абстракции, в математику. Но, Александр, именно там, в области чистейшей абстракции, я шел в поисках своей судьбы, чтобы с ней слиться, ибо в этой области человек волен жить ничем не сдерживаемой жизнью. Дух скитается в жажде найти сложности жизни, но находит успокоение именно в темных углах, являющихся уделом моей семьи. Эта захватившая тебя целиком абстракция загоняет тебя в дикую тьму, чувство страшного одиночества разверзается в твоей душе, появляется ничем не сдерживаемая тоска. Я заперся в себе, как дед. Чувствовал, что мои мысли безумствуют в областях абстрактного мира и ведут к тому же финалу, к которому пришел отец. Нет! Нет! В моей жизни все должно измениться. Даже имя Фидлинг я должен сбросить с себя. Ни я, ни мои потомки не будут носить имя Подкидыш. Я знаю, что освободиться от суровых оков наследия я смогу лишь в новой стране, далеко от моей семьи, в системе жизни, решительно отличающейся от жизни моих предков. Я должен быть в кибуце, Александр, потому что там жизнь построена на сдерживании страстей, и сможет излечить меня от тяжести прошлого. Но и учителем там я не смогу быть. Я должен заниматься черной работой, хотя для меня нет ничего тяжелее. Вы понимаете? Именно чернорабочим я вернусь в душе своей к моему предку, несчастному ювелиру, который не был человеком духа, и душу его захватило в плен идолопоклонничество. Формой своей жизни я хочу исправить его грех. Во мне живет сильное ощущение, что тяжелым трудом на земле, я начну свою жизнь с начала и освобожу моих детей от мрака, довлеющего над моей семьей.

* * *

Лает пес. Нахман останавливается. Между деревьями видно «озеро мечтаний», окольцованное оградой. Пес бежит им навстречу. Нахман приказывает псу Габриеля стеречь тачку, ласково ерошит шерсть на голове пса.

– Как это мы снова сюда вернулись? – удивляется Александр.

– Мы ведь пошли направо, по тропе, которая идет кругом и возвращает нас на то же место, к озеру.

– Алло! Алло!

Голоса доносятся из-за ограды. Человек издали радостно машет рукой Нахману. На плече человека – ружье. Шерстяная маска обтягивает его голову, оставляя отверстия для глаз и рта. Жесты показывают, что человек ужасно рад встрече с Нахманом.

– Он сторож, – шепчет Нахман.

– Видно, что вы хорошо знакомы друг с другом.

– Да, я иногда прихожу сюда, и мы беседуем.

– Ты приходишь сюда? Но ведь озеро окружено оградой?

– Я прихожу не к озеру, а к баракам. Там творится что-то ужасное. Что-то странное. Какие-то опыты, смысл которых я не могу постичь. Неделю назад один барак взорвался и сгорел. Люди, находившиеся в нем, сумели спастись, но лица их и руки почернели. Я там оказался в это время, и видел, Александр, есть там, что-то, что наводит ужас, и я должен это исследовать.

– Алло! Алло!

– Как дела?

Александр преклоняет голову перед огражденным забором «озером мечтаний».

– Вход на территорию запрещен!

– Нам надо идти, – говорит Нахман, – я должен высушить хворост. Мне ночью надо запалит печь, чтобы к утру была горячая вода.

«Из бассейна для ритуального омовения сделали прачечную, прозрачное чистое озеро обнесли оградой», – думает Александр.

– А-ха, – восклицает Нахман, – тяжелая тачка, – охватывает ее ручки, чтобы толкать ее вперед.

Александр приходит ему на помощь. Старый пес Габриеля бежит за ними.

Дверь резко распахивается, и в переднюю, вместе с порывом чистого и резкого ветра, врывается Боби. Зеленый шарф Моники Штерн весело приветствует его, поигрывая на вешалке под ветром. Боби замирает посреди передней... Он потрясен: какая красота! Какой порядок и чистота! Как это Габриель Штерн так заботился о своей вилле и довел до такого запустения и разрушения все остальные дома? Какая жестокость! Боби ощутил этот эгоизм как скандал и, не колеблясь, жаждал выразить свои чувства Александру. Но того не было. Боби побежал в роскошную гостиную и нашел там лишь гостей Александра. Они были голодны, время приближалось к двум. Вот, уже полчаса они сидят здесь в креслах, курят сигары Габриеля Штерна и, явно нервничая, ждут Александра.

– Где Александр? – атакует их Боби.

– Выясняется, что его нет, – отвечает Гейнц голосом, которым обычно разговаривает с Иоанной, в котором слышатся насмешливые нотки, – ни шапки, ни пальто здесь нет, а это знак, что ни все вместе вышли немного прогуляться.

Боби не до шуток Гейнца. Опустился в кресло, и чувствуется, что мягкость сидения ему тоже не по вкусу. Отсутствующий Александр его сердит. Чистая и ухоженная вилла тоже выводит его из себя. Весь свой гнев он выплескивает на гостей Александра.

– Здесь, у себя, он позаботился, чтобы все было упорядочено и чисто, а все снаружи оставил в запустении.

– Но здесь, – Гейнц тоже повышает голос, – вилла осталась готовой к приезду к вам дяди Самуила!

– Дядя Самуил? Кто этот дядя Самуил? Зачем ему приезжать к нам?