Дети

– Да, да, точно так это было, как объясняет мой муж. Старый господин Калл, дед Дики, представил мне своего внука, двоюродного брата Дики. Парню было семнадцать лет, и он только закончил гимназию. И еще я помню как он шел нам навстречу, когда я прогуливалась со старым господином по аллее. У меня защемило сердце, до того парень был похож на моего младшего сына, только что имя его было – Авраам. Он был высокого роста, светловолосый, со светлыми глазами, узколиц и с узким носом. Ну, вылитый мой сын, но на голове у него была черная ермолка. Он строго придерживался традиций еврейской религии. Я полюбила его с первого взгляда. Дед представил его и сказал, что юноша мечтает стать врачом, но его не принимают ни в один университет в Венгрии. Я тут же решила забрать его в Германию, чтобы дать ему возможность поступить в Берлинский университет. Я знала, что мой муж не будет возражать, и тут же, на той зеленой аллее, пригласила его поехать с нами в Германию, жить у нас. – Неожиданно она прекратила рассказ, руки ее дрожали.

– Конечно, доктор Блум, – нарушил молчание майор, – я не был против приезда юноши. Наоборот, приезд Авраама соответствовали моему желанию. Не буду скрывать: втайне я надеялся, что юноша ворвется в нашу жизнь как ангел-освободитель. Авраам был серьезным и чувствительным юношей. Прямодушие его пленяло сердца. В его обществе я всегда чувствовал, что все добрые качества семейства Калл соединились в нем. В те дни мой сын бесчинствовал с солдафонами. Доктор Блум, быть может, это покажется странным. Я – человек военный. Отец и дед мой были генералами, но наш предок был священником. В семействе Калл во всех поколениях искали скрытую силу во имя спасения человеческих душ от тяжелого воинского духа. Именно, в поисках этой скрытой силы спасения начал один из наших предков писать семейную хронику, лежащую тут перед вами, доктор. Он всегда старался вернуться на путь праотца нашего – священника, который вернет нам и взбунтовавшегося сына и евреев семейства Калл. Именно, в венгерских родственниках он видел эту скрытую исчезнувшую силу, единственную, которая сможет сохранить нас от сурового воинского духа. Мы с женой всегда сохраняли и развивали наши отношения с еврейскими родственниками и отлично чувствовали себя в их среде. И мы надеялись, что Авраам сможет увести нашего сына от солдафонства.

Майор замолк.

– Да, – продолжила жена, – мы очень любили Авраама. Дом наш был пуст до его приезда. Иоахим получил должность инженера-физика у Круппа. Он человек науки, и ничто его не интересует кроме профессии. Он так и не женился, да и нам не уделял внимания. Мы были рады, что Бог дал нам сына. Авраам и в нашем доме соблюдал еврейские обряды. Мы даже отвели ему в кухне угол для того, чтобы он готовил себе еду. Год он жил у нас, и мы к нему очень привязались. В конце 1924 в нашем доме неожиданно, без всякого предупреждения, в зимний день, к вечеру, появился младший наш сын – Гельмут. Мы узнали его с трудом. Сбежал подростком, вернулся мужчиной. Более семи лет я его не видела. Он был в гражданской одежде, с уродливым шрамом на лице, но шел от него запах солдатской формы и пота, как после боя. Когда он протянул не руку, я почувствовала глубокий шрам у него и на ладони. Я обняла его, и в этот момент лицо его не было смущенным, как у блудного сына, вернувшегося в отчий дом. Только тут я поняла, что незнакомый мужчина – это сын мой Гельмут. Совсем немного времени дано мне было счастье общаться с ним без всякого подозрения. Говорили мало, но не отрывали глаз друг от друга. Тут пришел отец вместе с Авраамом. Стол был накрыт к ужину. Мой муж и Авраам только вернулись. Все, что произошло после этого, было настолько неожиданно, что я вообще не знаю, как мы влипли в эту ситуацию. «Гельмут!» – вскрикнул мой муж. «Отец!» – ответил Гельмут, их руки сошлись ладонями в рукопожатии, но взгляд Гельмута не отрывался от Авраама и его черной ермолки на светлых волосах. Ужасными словами разразился наш сын при нас и Аврааме. Мой муж почувствовал долг защитить парня. Крики неслись от отца к сыну и от сына к отцу. А я окаменела, я не могла вмешаться. Пока, в конце концов, Гельмут закричал, что даже одну ночь он не будет находиться под одной крышей с евреем. Авраам, который с побледневшим лицом слушал всю эту перебранку, поднял голову и сказал, что ни минуты не будет находиться в доме, но муж мой не дал ему это сделать.

– Конечно же, я не дал Аврааму уйти, – майор обращается не к доктору, а к жене, и во взгляде его на нее ощущается жесткость.– Гельмут обязан был уйти. Я не мог сдаться его требованию!