– Несомненно, ты не мог сдаться его требованию. Я разве сказала, что ты мог? Гельмут оставил наш дом в тот же вечер. Потом стало нам известно, что он пришел к нам сразу же после убийства в Мюнхене. Убит был человек, который в глазах этих молодых людей был изменником, ибо передал следственным органам секреты подпольной организации, членом которой был Гельмут. Он помогал организовать убийство, и искал у нас укрытие. Больше мы его не видели. Вскоре после того, как он покинул нас, его арестовали. Авраам тоже ушел от нас на следующий день после всего случившегося, сказав, что не хочет быть причиной раздора между нами и нашим сыном. С тех пор оборвалась наша связь с родственниками в Венгрии.
Она замолчала, но с майором произошло что-то странное: он подался вперед из своего кресла, положил обе руки на подлокотники и впился хмурым взглядом в жену. Кот, до сих пор дремавший в кресле, с интересом открыл глаза и стал наблюдать за тремя людьми в гостиной с явным неудовольствием.
– Больше мы не видели венгерских родственников, – сказала она словно по велению взгляда мужа, – даже не поехали на похороны старого господина Калла. Дед Авраама и Дики умер спустя год после того, как Авраам нас покинул. Гельмута посадили в Бранденбургскую тюрьму. Он не хотел нас видеть до тех пор, пока мы не оборвем все связи с венгерскими родственниками. Я обещала ему, сдалась его требованиям.
С этого момента она обращается только к мужу, словно ждала этого момента, чтобы откровенно поговорить с ним:
– Гельмут мой сын. Несчастный сын. Я не могу оставить его брошенным в тюрьме. Как мать, я на его стороне. Ты знаешь, насколько мне неприятны дружки Гельмута. И все же я жду их прихода к власти, ибо они вернут мне сына. Только они. К пятнадцати годам тюрьмы присудили моего сына. Это все годы его молодости. Что мне осталось сделать, чтобы вернуть сына? Голосовать за них, к которым не лежит мое сердце. Всей душой я желаю, чтобы они победили и освободили сына.
Майор отвел взгляд от жены. Доктор опустил веки. Только глаза кота открыты. Он спускается с кресла, подходит к госпоже, и трется шерсткой о ее ноги.
– Я вовсе ничего не хочу этим сказать против молодого американского господина. Мы будем рады его принять в нашем доме и объяснить ему, почему невозможно устроить ему встречу с Гельмутом и Иоахимом.
– Нет! – забыв все приличия, ударяет майор по подлокотнику кресла. – При всем уважении, говорю тебе: я не позволю этого. Ни один Калл не услышит этих слов в моем доме. – Он прижимает руку к сердцу и обращается к доктору. – Иоахим оставил свою работу на предприятиях Круппа в начале года . Мы не знаем точно, чем он сейчас занимается. Дела его покрыты тайной. И чем больше мы его спрашиваем, тем сильнее он замыкается. Живет он теперь недалеко от нас, но посещает нас очень редко. Но вы, доктор Блум, поезжайте к нему. Я потребую от него, чтобы он встретился со своим молодым родственником Дики. – И, обращаясь к жене, повышает голос, отчеканивая каждое слово, – Может, меня принудят сдаться сыну, но никто меня не принудит быть их глашатаем. Пусть Иоахим сам объяснит своему родственнику свои взгляды. Я буду говорить за него. В моем доме Дики Калл не услышит ни слова о мировоззрении моего сына! Доктор Блум, прошу вас оставить нам адрес Дики. Я свяжусь с ним в тот момент, когда договорюсь об их встрече с моим сыном Иоахимом.
Доктор встает. С усилие произносит несколько слов на прощание.
Уходя, еще раз оглядывается на уголок, где они сидели. Кот приподнялся к кресле и следит за доктором понимающим взглядом, словно говоря: «Я, кот, все это заранее знал».
Глава семнадцатая
Виллы и парки, отражаясь в зеркале автомобиля, кажется, убегают навстречу движению. Машина едет по длинному шоссе, спускающемуся и поднимающемуся в сторону гигантской каменоломни на горизонте. Это уже виден приближающийся город но пока они еще в окружении сельского пейзажа. Заводики и фабрички, трактиры, дорожные знаки, домики, поляны, покрытые снегом и льдом, деревья по обеим сторонам шоссе пролетают мимо сквозь туманы и снега, высвечиваемые слабым светом фар автомобиля. Утренний сумеречный свет сопровождается стонами ветра. Эдит и Эрвин не произносят ни слова. Кажется, что они одни в этой белой пустыне.
Руки Эдит в черных перчатках, плохо натянутых на пальцы, теребят руль. Голова прячется в воротник черного пальто. Глаза Эрвина прикованы к колечку волос, выбившихся на ее лоб. Он кладет руку ей на лоб и возвращает прядь под шапку. Сидит рядом с ней с непокрытой, разлохмаченной головой. На нем простая старая куртка без значков. Эдит гонит машину. подчиняя ее ритму своих мыслей, и город на горизонте несется им навстречу. Лицо Эдит подобно красивой маске, на которой живы только глаза. Эрвину все равно, что причина этой гонки – Эмиль Ривке, что его невозможно убрать с дороги, что Эмиль и его тайна превратили Эрвина и Эдит в союзников. Но кроме Эмиля, скрывающегося за туманами, существует между ними еще что-то, некие отношения. ждущие своего развития.