Дети

Прошел год. Над красным зданием уже возвышалась крыша. Событие это было отмечено массой цветов, реками пива и патетическими речами отцов города. Не успели засохнуть венки, как снова было совершено покушение на кайзера. Это было в июне чудесного лета. Кайзер сошел с кареты – прогуляться по улице Унтер ден Линден, под цветущими липами, и пожимать руки прохожим, которые искренне и восторженно ему рукоплескали. Вдруг, когда карета доехала до дома номер 18, послышались выстрелы из окна. Кайзер был ранен и упал, обливаясь кровью. На этот раз покушавшийся не был пойман, а предпочел пустить себе пулю в лоб, отомстив тем, кто за ним гнался, и унеся свою тайну в могилу. Вновь вся страна испытала потрясение. От знакомых покушавшегося самоубийцы стало известно, что он был совершенно нормален, не как недоумок слесарь Гудель. Это был инженер, сын добропорядочных родителей, образованный специалист своего дела по имени Новилинг, уважаемый всеми, кто его знал. Тут и речи не могло быть, что он ошибся собранием. Нет! У инженера не было никакой связи с красными бунтовщиками. Это была его личная оригинальная идея – уничтожить кайзера. Но канцлер, без всяких колебаний, причислил его к социал-демократам. У канцлера Бисмарка был великолепный опыт по уничтожению партий. Так священник Штекер и его партия были начисто уничтожены по его приказу. Почему бы ему не сделать то же самое с социал-демократами? В ответ на дело Новилинга Бисмарк поставил вне закона партию красных.

Тем временем, плотники застеклили окна и вставили двери в красном здании. Больше здание это не смотрит на город пустыми глазницами окон, а блестит новыми стеклами.

Прошло еще три года. Кайзер выздоровел, но социал-демократическая партия все еще пряталась в подполье. Канцлер с большой гордостью провозгласил в парламенте, что в стране наступило спокойствие и порядок, и попросил собрание народных избранников продлить законы против левых партий еще на несколько лет. Право это было ему дано. И кайзер снова смог прогуливаться по Липовой Аллее, не боясь покушения. В тот спокойный год завершено было строительство красного здания. Оно было передано Берлинскому муниципалитету под Центральный Суд.

Имя архитектора красного здания мало кому известно, но идеи и предпочтения неизвестного строителя хорошо видны в его произведении. Можно с уверенностью сказать, что все бурные события, которые сопровождали строительство красного здания, глубоко повлияли на автора, и пробудили в его душе необычные чувства, смешанные и противоречивые. Потому он и зданию придал противоречивый, смешанный, необычный облик. Стены сложены из красного кирпича, легкого и веселящего глаз, как и стены вилл в пригородах Берлина. Но из этих же симпатичных кирпичей он возвел высокие гладкие стены, скучные и хмурые, как стены казарм. И, словно раскаявшись, украсил их высокими узкими, праздничного вида, окнами. Это странное сочетание казармы и кафедрального собора вечно символизировало на фасаде красного здания борьбу между мрачностью будней и патетикой праздника, между скверной греха и святостью суда. И вдобавок ко всему, у входа в здание, был поставлен бронзовый лев, который душил в своих мощных лапах огромного змея.

Прошли еще годы. Красное здание кишело преступниками, судьями, процессами. Кайзер Вильгельм Первый тем временем присоединился к праотцам, и флаг на крыше здания был спущен на половину флагштока. Но вскоре вновь был поднят, уже в честь нового кайзера. Тем временем столица расширила свои пределы, увеличилось число преступников, а с ними – и судей и процессов. Красное здание стало тесным. Вскоре были построены еще несколько домов. И вырос целый судебный квартал. Но только красное здание привлекает внимание экстравагантным, внешним видом. Не нужны были больше такие противоречивые и странные фасады. Дни были дремотными и тихими. Нет уже канцлера «железа и крови», социал-демократическая партия вышла из подполья.

Вильгельм Второй построил в свое удовольствие еще одно огромное здание в квартале богини правосудия Фемиды, но с нормальным фасадом из серого песчаника. Длинный коридор, подобный трубе, висящей в воздухе, соединяет красное здание с серым. В коридоре множество небольших квадратных окон, но, несмотря на это, там всегда сумрачно. Каждый оконный проем в коридоре ловит эхо шагов, словно ноги прохожих шагают по этому коридору.

Сейчас здесь отзываются эхом шаги Эдит. И с каждым шагом сдвигаются ее брови, и глубокая морщина прорезается между ними. Глаза опущены, словно считают шаги. Перед ней – тюремщик в темной форме, с пистолетом за поясом. Сапоги его гремят, лицо обращено к Эдит:

– Терпение, терпение, дамы. Главное, сохранять нервы. Любая вещь имеет завершение. Как и этот длинный коридор.

Третий раз тюремщик проявляет к ней милосердие, и третий раз она благодарит его легким кивком головы и улыбкой, подняв глаза к одному из окошек. Заснеженные крыши, серые дома, много зарешеченных окон смотрит внутрь коридора.

Только тогда, когда послышался голос Эмиля, Эдит поняла, что его ввел в комнату надзиратель: