Дети

В это время мелькает мимо трактира старая мать Хейни, покойного мужа празднующей Тильды. Она держит за руки маленьких детей Хейни – Марихен и Макса. Старуха останавливается на миг и бросает взгляд на свою квартиру. Во всем светящемся огнями доме только в окнах ее квартиры темно. Там, на столе пустой комнаты, она знает, стоит букет хвойных веток в банке. Она нарвала эти зеленые еловые ветки около могил мужа и сына.

В послеполуденные часы, до наступления праздника, она поторопилась на кладбище, выплеснуть ушедшим мужу и сыну все свои боли. Но мертвые не торопятся на помощь живым. Теперь она вывела из дома детей, чтобы они не подглядывали в трактир, стоящий напротив, где их мать празднует свое венчание.

– Куда, бабушка? – спрашивает маленький Макса.

– К Отто, мальчик. В этом году мы празднуем вместе с Отто.

– Мы вас давно уже ждем, – говорит старухе Мина, – и так как вы, наконец, пришли, мы можем зажигать свечи.

– Вы ждали нас? – удивляется старуха. – Откуда вы знали, что мы придем? Ведь мы и сами об этом не знали.

– Она же сегодня венчается, – говорит Отто, – могла ли ты остаться в доме, когда венчание происходит у тебя под носом?

Дети передали Мине на хранение куклу и поезд – подарки бабушки. Мина положит их под елку в соседней комнате.

– Идите сюда быстрее, елка светится! – зовет Мина из кухни, где запах поджаренного риса идет от плиты.

Дети врываются в комнату. Свет погашен, горят свечи на елке, которая вся убрана серебряными лентами, словно она сама подобна ангелу с серебряными волосами. Мина поставила елку у стены, под портретами Карла Маркса и Августа Бебеля.

– Иисус Христос приходит! Иисус Христос приходит! – поет костлявая Мина, старуха и дети. Отто лишь поддерживает мотив. Он – коммунист! Счет у него с Иисусом не так уж прост...

– А это для вас, детки, – приближает Мина детей Хейни к елке и подаркам, которые приготовила для них. Марципановый Николай-чудотворец стоит на страже мяча для Максы. Марципановый ангел охраняет кружевные салфетки для Марихен. Из-под столика под елкой Мина извлекает для старухи пару перчаток и вручает ей.

– С праздником, мать! С праздником!

– Вы помнили нас...

– Что за удивление, мать? Поему нам вас не помнить, – голос Мины сух, как всегда.

Отто включает большой свет в комнате: рассматривайте, детки, подарки и радуйтесь им. Отто поднимает над головой каждого ребенка, старуха следит за ним. Слабая улыбка возникает на ее губах. Мысли ее направились к Тильде, празднующей в трактире, но она старается не испортить праздника, и видно, каких это ей стоит усилий.

– Мать, – обращается к ней Отто, – в конце концов, все приходит к доброму концу. Видите, мать, завершилась забастовка. Снова война с нацистами в полном разгаре, какого еще никогда не было. Можно снова дышать, снова чувствовать сердце в груди. Надо было вам так волноваться из-за забастовки? В конце концов, из выборов мы тоже вышли с выигрышем, и они потеряли два миллиона голосов. Мы выигрываем, а они проигрывают, мать.

Мать не смотрит на Отто: лучше бы он не начал эту тему, и дал бы ей постоять спокойно около сияющей елки, и найти покой душе. Но если уж он начал говорит об этом, она вперяет в него разгоряченный молодой бдительный взгляд и говорит с большой суровостью:

– Но офицер, застреливший моего сына, никогда не был социал-демократом.

Он – нацист!

– Да, мать, в отношении офицера вы правы. Офицер – нацист. Мне это стало известно.

– Какая же была у вас необходимость распространять ложь и обвинять партию моего сына?

– Это был маневр в большой войне, но все это в прошлом.

– Вы лгали и втянули моего сына в эту ложь. Если вы добились победы маневрами и уловками, нет у меня веры в эту вашу победу.

– Что вы начали этот разговор у елки? – говорит Мина с явным беспокойством, что спор этот превратится в ссору между ними, – садитесь за праздничный стол. Мина мешает рис и кладет большую порцию на тарелку старухи.

– Мы приготовили вам широкую постель, мать, в кухне, и деткам будет тоже, где положить голову. Все трое малышей будут спать на одной большой кровати, а мы с Отто устроимся на одной узкой постели.

– Я не вернусь туда, – повышает голос старуха, обращаясь к Отто и Мине, – ни в эту ночь, и вообще ни в какую ночь.

– Что значит? Это же ваша квартира?

– Она не моя. Я советовалась с вашим адвокатом, Отто, доктором Ласкером. Человек он добрый, и бесплатно занялся моим делом. Каждые три года необходимо обновлять договор на съем квартиры. И не я сняла ее в последний раз, а Хейни. От него все имущество перешло к Тильде, его вдове. А я с детьми осталась без ничего.

– Вы останетесь здесь, – решительно говорит Мина.

– Нет... Вы добрые люди. Но у вас маленькая квартира, чтобы держать в ней такую большую семью.

– Управимся, мать, – говорит Отто.

Праздничная трапеза и радостные чувства утомили детей. Глазки у них сузились, и Мина встала, чтобы уложить их в постель. Макса и Марихен пошли за ней.

– Что же можно сделать? – спросил Отто старуху, когда они остались вдвоем.

– Ты беспокоишься обо мне, Отто?

– Что за вопрос, кто еще побеспокоится о тебе, если не я?