Дети

– Но я же твой противник?

– Мать, не все же время тебе быть моим противником? Неужели ты не отступишься от вечных своих обвинений? Я не спрашиваю тебя о том, что было. Что с тобой будет, мать?

Хлопнула дверь. Мина вернулась в кухню. Села и сложила руки на столе. Точно так же сложила руки старуха.

– Думаю я, – сказала она, – обратиться к Клотильде Буш и попросить у нее место для проживания, пока ваш доктор наведет порядок в моих делах.

– Клотильда Буш, – говорит Отто, – Клотильда это очень хорошо.

– Во всяком случае, неплохо, – бормочет Мина, – действительно неплохо.

Ночь приближается к концу, Будильник на шкафу стучит, и они сидят близко друг к другу, словно хотят продлить свое единение до конца рождественской ночи. Время от времени они поглядывают в окно, и видят, как ветер гонит по небу облака.

* * *

Клотильда Буш, королева переулков, не празднует Рождество в своем обширном общежитии. Клотильда лежит в постели Оттокара. Она в праздничном платье, на руке ее часы – его подарок. В удобном домашнем халате Оттокар расхаживает по комнате, в которой полный беспорядок. На окне незаконченная статуя языческого бога Триглава с тремя лицами, покрытыми тяжелым покрывалом, смотрит на реку Шпрее. Недалеко от него – портрет Иоанны. У стены, напротив ее головы, большой портрет Гете, образец скульптуры поэта, который должен быть поставлен среди переулков. Светящаяся елка на столе. Неожиданно – стук в дверь. И без приглашения в мастерскую врывается Нанте Дудль с большим фарфоровым стаканом. На подносе – роскошный жареный индюк, распространяющий аромат...

– Не мешаю вам, не дай Бог? – говорит он, стоя в дверях, – принес вам праздничный подарок.

– С праздником, Нанте, – берет Оттокар индюка из рук друга.

– С Рождеством!

Клотильда обращает на Нанте свои красивые глаза. Из уважения к гостю поднимается среди подушек, подвигается к краю постели, спуская босые ноги на ковер. Повязка на ее волосах сдвинулась, и толстая длинная коса соломенного цвета соскальзывает на грудь. Большие ее спокойные глаза, широкий и гладкий лоб и босые ноги – то, что осталось у нее от былой красоты. Глаза Оттокара смотрят на нее с улыбкой. Нанте Дудль явно ощущает слабость при виде такой сверкающей женщины, и больной его желудок сжимается. В бессилии он опускается на стул и громко вздыхает:

– Иисус милосердный, в этот радостный рождественский праздник вы поздравляете меня. Этот праздник представляет меня таким, каким я еще никогда не был во все годы моей жизни! Какой же это праздник, если пьют лишь молоко? Ах, граф, какой унизительной становится человеческая жизнь из-за язвы желудка.

Стонет Нанте не только из-за язвы желудка. На него обрушилось столько бед. Он попал в больницу для проверки язвы как раз в дни выборов. Дни, когда он отсутствовал, супруга его добрая Линхен использовала для того, чтобы выгнать с большим скандалом с работы его родственника, одноглазого мастера. Причина: с приближением выборов мастер перестал охотиться за мышами и крысами, а все время разгуливал по ресторану, среди клиентов, и охотился за голосами для Гитлера. Глаза ее видели, и уши слышали, а такого она не терпит в своем доме. Встала и решительно выгнала его твердой рукой. Ах, Линхен, Линхен! Лучше следовало бы ей закрыть глаза и заткнуть уши. Ведь это все свалилось на ее шею. Вернулся Нанте Дудль из больницы без всякого улучшения язвы, и тут же перед ним предстала плоская госпожа Пумперникель, жена уволенного одноглазого мастера. Со слезами на глазах она сообщила Нанте, что мастер собирается жестоко им отомстить. Придет Гитлер к власти – они почувствуют тяжелую руку мастера! Линхен смеялась от всего своего доброго сердца. Как же это он сможет отомстить, нацисты потеряли на выборах столько голосов? Линхен с гордостью чувствовала, что внесла вклад в эту победу. Что ж, будет ждать мастер прихода Гитлера к власти, и отложит месть до конца времен. Но у Нанте язва давит на сердце, и ночи его превращаются в мучения. Город полнится слухами: со дня на день, в любой день Гитлер может быть назначен премьер-министром, несмотря на поражение на выборах. Месть мастера близится! Нервы его ни к черту не годятся, и он не может успокоиться. Только губная гармоника немного успокаивает его. Он достает ее в мастерской Оттокара и говорит слабым голосом:

– Желательно и нам спеть в день рождения Освободителя. Пойте, а я подыграю.

Ночь безмолвна. Дремлет скит.
Сладок сон. Лишь он не спит.
Спят святые, день поправ.
Парень молод и кудряв,
Прямо с неба, среди рос,
К нам идет Иисус Христос.
К нам идет Иисус Христос.

Сначала голоса их звучали вместе с гармоникой, затем она отделилась от них и зарыдала. Нанте изливает всю свою боль на маленькие елочные помигивающие свечи.

Клотильда вернулась в постель. Оттокар стоит посреди комнаты спиной к покрытому покрывалом идолу. Лишь река Шпрее сопровождает мелодию Нанте треском и грохотом льда.