Дети

– Когда Бог построил мир, Он вынужден был себя сжать, уменьшиться, чтобы освободить место для мира. И тогда выпал из Его рук сосуд, который был до краев заполнен святостью. Сосуд разбился, и святость упала в мир, искры святости разлетелись по всему миру, и часть их попала в большое болото скверны. По сути, болото должно было иссушиться, ибо искры святости это искры огня. Но болото не иссушилось. И это, несмотря на искры святости, которые укрепили это болото. Дядя Альфред объяснил мне, что если хотят спасти святость, упавшую из сосуда Бога в болото, нет другого выхода, как спуститься в скверну и собрать эти, потерянные в нем, искры. Если кто-то осмелится, если найдется герой, который спустится в это ужасное болото, извлечь оттуда искры святости, тогда болото иссушится, а скверна рухнет и исчезнет.

Тишина воцарилась в комнате, та самая тишина, в которой протекали их ясные понятные беседы. Ей показалось, что дядя Альфред положил свою руку на руку Нахмана, но Нахман сказал:

– Твой дядя не прав.

– Может быть, – согласилась она, хотя в голосе ее мелькнули панические нотки. Словно это ее рука – в руке Нахмана.

– Иоанна, никогда не следует спускаться во тьму, чтобы найти там свет. Спускаешься в скверну, застреваешь в ней. Надо отделить тьму от света.

– Но и это сказал мне дядя Альфред. – Взгляд ее переходил от стишка о лягушке на два флага на стене. – Отделить святость от будней, между светом и тьмой. Между Израилем и народами.

– Хо! Хо! Хо!

– ...И вы черпали воду с радостью из источников спасения!

Словно все Движение отозвалось на слова Иоанны после слов дяди Альфреда.

Теперь она действительно взяла за руку Нахмана и потянула к окну. Все там кружились в танце, все члены кибуца, с факелами и без.

– Нахман, – в голосе ее звучали волнение и боязнь, – но песня эта красива. Очень красива?

– Да, – ответил он, – если бы только Зерах перестал кричать все время: Хо! Хо! Тогда и песня останется красивой.

Не успела она ответить, как труба разразилась торжественными звуками, призывая всех членов Движения, весь кибуц – собраться на площади перед столовой – на общее построение по случаю праздника Хануки.

– Иди, Иоанна, быстрей! Беги к командиру.

Она не пошла. Впилась взглядом в старый орех, который снова стоял одиноко на опустевшей улице. Только снег поблескивал на ветвях, как светился на одинокой, со шрамами, ели в лесу. Вспомнила о лесе, и глаза ее затуманились.

– Нет, я не хочу идти на построение.

– Почему? Ты не должна подаваться влиянию моих слов. Это мое личное дело.

– И мое.

– Иди, Иоанна, торопись.

– Нет, Нахман. На построении меня должны провозгласить героиней.

– Героиней?!

– Да! Я была Ханой, матерью семи сыновей, и победила... греческого полководца, но... – и, покраснев, со стыдом во взгляде, протянула ему одолженное у него платье, – оно порвалось во время... И замолчала.

– А-а! Что ты так переживаешь из-за платья. Оставим его сложенным, и никто прорехи не заметит.

Но она боялась, что если расскажет ему все, дядя Альфред снова не придет ей на помощь. Все будет открыто Нахману. И чтобы прекратить толки, побежала к командиру праздника Хануки в последний момент. Белла уже произнесла команду:

– Равнение на знамя!

Все, было, как и ожидалось. Ее вызвали перед строем, к знамени, поднятому в ее честь. Факел справ от нее, факел – слева, и глаза всех обращены к ней с обожанием. Первый раз в жизни. Но среди них был и Саул.

– Вот она – героиня! Иудейка Хана, победившая всех греков!

Это провозглашение заставило ее опустить голову. Все ее мысли были обращены к Нахману, одиноко сидящему в своем темном логове. Над ее головой весело развевалось знамя, а она видела перед собой прореху на старом темном платье.

* * *

Как они вдруг пришли сюда, к тому месту, где она пряталась от Саула, по прямой тропе, и не должны были пробиваться сквозь заросли густых колючих кустов? Вероятно, они на этот раз пришли туда с противоположного края, где стены кустов открываются в сторону дороги, и иссеченная шрамами ель стоит, как верстовой столб. Около нее, между кустами, все и случилось! Может, там, есть следы, притоптанный снег.

жНет, у нее сил двигаться дальше. Саул все время отворачивал замерзшее лицо. Теперь он кашляет и чихает, и говорит с полным равнодушием:

– Почему ты здесь задержалась? Давай. Или продолжим путь, или вернемся.