Дети ада

Аня уже закончила школу и работала в жилищном управлении, выдавала жильцам продовольственные и винные талоны. Раз в месяц приходил в контору и Рогожин, но карточки получал у другой женщины. Как и все стоял в очереди, предъявлял паспорт, расписывался в тетради и молча уходил. Сидящая за другим столом Аня видела, что ему все это противно и унизительно: толстуха, выдающая талоны на их дом, была грубой, хамливой, у ее стола нередко возникали скандалы. Одна женщина, которую та хороша знала, забыла дома паспорт, так формалистка не выдала ей талоны. Накричавшись и пообещав жаловаться, отстоявшая очередь женщина ушла, хлопнув дверью. Аня видела, как обострились черты правильного лица Рогожина, как пальцы сжимали папку из кожзаменителя, но он сдержался, ничего не сказал, хотя такие люди как он не терпят несправедливости, хамства. Выдавая карточки и талоны, Аня всякого наслушалась. Люди были злы, взвинчены, на чем свет стоит ругали правительство, демократов, Ленсовет, продовольственные комиссии, толковали, что с каждым месяцем становится все хуже, голоднее в Ленинграде, никто толком не может понять: куда все девается? Как будто уже ничего в огромной стране не производится, не выращивается, не поставляется в магазины. Цены растут, полно нищих на улицах, а сколько разбитых дорог, грязи, мусор неделями не вывозится со дворов, транспорт работает с перебоями... Нарочно все это делается? Испытывается терпение народа? Зато жуликам, ворам, новым капиталистам живется вольготно, сытно, богато! Это для них торгуют импортными товарами в самих дорогих кооперативных магазинах, где цены такие, что глазам не веришь!

Как-то поднимаясь на пятый этаж — лифт не работал — Аня увидела на низком широком подоконнике возле своей двери Рогожина, темно-русая прядь свесилась на лоб, он уставился неподвижным взглядом на электрощит с окошечками счетчиков, у ног его, обутых в теплые сапоги, дело было в ноябре, стояла тощая черная сумка. И глаза у него были не зеленые, а мутно-серые. Он и не заметил бы ее, если бы она не остановилась напротив. Несколько долгих секунд они смотрели в глаза друг другу, полные красиво очерченные его губы тронула легкая, чуть смущенная улыбка. И Аня уж в который раз подумала, как могла уйти от него жена? Тот высокий на «форде» тоже видный мужчина, но Иван гораздо симпатичнее. И ведь не скандалили, кто здесь буянит в квартирах всем известно. А Рогожины жили тихо-мирно.

— Интересно, какая сволочь сигаретами подпаливает кнопки нашего лифта? — сказал он.

— Что? — удивилась Аня.

— Каким нужно быть пакостником, чтобы прижигать белые кнопки окурками...

— Мальчишки, наверное, — ответила она.

Он посмотрел ей в глаза, что-то в них дрогнуло:

— Как ты выросла! — голос у него мягкий, приятный. — Давно ли девчонкой бегала по этажам.

— Давно...

— Как звать тебя?

Она сказала. Он снизу вверх снова внимательно посмотрел на нее и только сейчас она сообразила, что он пьяный, в глазах его был стеклянный блеск, а слова он выговаривал излишне четко. И этот коньячный запах... Аня всегда его могла отличить от любого другого: отчим тоже пил коньяк, когда он еще не был таким дорогим. Отчим как-то назвал Рогожина гордецом. Сунулся было к нему поблагодарить за то, что прогнал парней и девчонок с их лестничной площадки, а сосед посмотрел на него, будто в первый раз увидел... И что тут удивительного? Многие в доме друг друга не знают, хотя и живут рядом. Такое бывает только в больших городах.

— Вы ключ потеряли? — спросила Аня, видя, что он снова уставился на электрощит.

— Ключ? — удивился он. — Ах да ключ... — он поднял сумку, чиркнул черной молнией и вытащил связку ключей на кольце. Поднялся и, подойдя к двери, стал тыкать ключом, не попадая в скважину.

— Давайте я, — отобрала у него ключи девушка и открыла первую дверь, вторая вообще не была закрыта.

— Как тебя... Аня? Хочешь кофе? — предложил он. — У меня отличный кофе. И кофеварка. Ты умеешь варить?

— По-моему, это не так уж трудно, — улыбнулась она.

Вот он миг, которого она ждала столько лет! Он сам приглашает ее к себе. Иван Рогожин, проходящий мимо нее и не замечающий ее, мужчина ее детской мечты! Почему детской? Теперь она любит его еще больше. У нее даже мелькнула мысль, что все это снилось ей когда-то: он на подоконнике, она перед ним, распахнутая дверь, запах сваренного кофе... В своих снах она целовалась с ним, ее сердце громко бухало, а тело расслаблялось. И было томно-приятно и чуть-чуть тревожно. Внезапно просыпаясь, она трогала маленькую грудь с твердыми розовыми сосками.

На кухне он сел у окна, она поставила на газ розовый эмалированный чайник со свистком. Кухня небольшая с полками, уставленными деревянной и металлической кухонной утварью, на холодильнике — транзисторный приемник, небольшой стол с мраморной плитой, желтые деревянные табуретки. На стене электрический нож для резки хлеба и других продуктов, на буфете кнопочный телефон-трубка. За столом сидеть было неудобно: колени упирались в стенки стола, да и сесть за него можно было от силы троим.