Дети Антарктиды. На севере

Матвей постоянно оглядывался за плечо и проверял, как там Лейгур. Тот держался молодцом, но и его постепенно покидали силы: веки слипались, тело покачивалось, а затекшую руку, придерживающую Надину спину, он то и дело поправлял. Матвей нарочно не отходил далеко от исландца, готовясь в случае чего перехватить его трудную ношу.

Как-то незаметно рядом с ним очутился Тихон. Парень шел склонив голову и дремал на ходу. Потом он вдруг резко очнулся, встряхнул головой и поглядел на Матвея.

— Эта дорога никогда не закончится, да? — спросил Тихон хриплым голосом.

Голос мальчика казался ему голосом из сна.

— Закончится, — ответил ему Матвей, всматриваясь в непроглядную тьму, — обязательно закончится. — Он говорил это Тихону, но глубоко внутри пытался убедить самого себя в правдивости сказанного.

— Отец Морган на одной из своих проповедей как-то рассказывал нам про место, которое называют чистилище, — продолжал мальчик, шаркая ботинками по асфальту.

Идущий перед ними Юдичев фыркнул:

— Бандит, читающий проповедь… — он оглянулся на парня с ухмылкой на лице, — ну не анекдот ли?

— Это тот самый предводитель вашего Братства? — уточнил Матвей.

Тихон кивнул.

— Он рассказывал, что после смерти человек попадает не в рай или ад, а именно в чистилище. Там, по его словам, души скитаются, пока не искупят свои грехи. — Тихон говорил тихо, но с каким-то странным спокойствием в голосе. Иногда я думаю, что мы уже давно в этом чистилище, еще с того дня, как не стало Вадима Георгиевича. Мы все бредем и бредем, и конца нашему пути нет. — Он остановился, и Матвей обернулся, чтобы посмотреть ему в глаза. — Может быть, мы уже давно умерли, а наши души просто не могут найти покоя?

Юдичев снова оглянулся, но на этот раз его лицо было серьезным. Он подошел к мальчику и ущипнул его за плечо.

— Ай! Ты чего? — возразил парень.

— Больно тебе?

— А ты как думаешь?

— Значит никакой ты не покойник. Покойники боли не чувствуют. Они вообще ничего не чувствуют, если ты вдруг не знал.

Юдичев вдруг резко замолчал, и в его взоре, отчего-то обращенный к мальчику, промелькнуло странное озарение, понятное лишь ему одному. Серые глаза, поблескивающие в свете луны, обратились к Матвею.

— Ты в порядке? — спросил его собиратель.

— Да, — каким-то скорбным голосом ответил он, отмахнулся и пошел дальше. — Забей.

Тихон нахмурился, потирая плечо, где остались следы от пальцев.

— Юдичев прав, Тихон. До тех пор, пока мы чувствуем боль, мы живы. И это значит, что у нас есть шанс. — Он посмотрел вперед. — Мы выберемся отсюда, обязательно выберемся. Вот починим ветряк, зарядим браслеты, заполним электричеством носители, а там придумаем как и до корабля добраться.

— Ты правда в это веришь? — спросил его Тихон.

— Верю, — ответил собиратель и голос его дрогнул, но лишь слегка.

Они сделали первый привал за несколько часов до рассвета.

Матвей и Юдичев из последних сил разожгли костер, пока остальные, валясь с ног от усталости, стали дремать. Вскоре к ним присоединился и Максим. Его громкий храп не разбудил ни единой души.

Сон пытался сковать Матвея, утяжелял его веки, и он порой отключался на несколько минут, но затем снова бодрствовал. Страх перед грядущим потеплением не давал ему заснуть, а истощенный разум все чаще подшучивал над ним, заставляя слышать скребущие по асфальту когти и частые щелчки.

Пробудившись от очередного забытья, он увидел стоящего на трассе Йована. Мертвец не шевелился и смотрел в сторону востока; там, среди неба стал просачиваться блеклый свет восходящего солнца.

Матвей хотел окликнуть его, но почувствовал, как рот ему зажала невидимая рука, не давая выдавить ни звука. Попытки сопротивляться оказались бесполезными: руки и ноги, как и всё тело, больше ему не подчинялись. Единственное, что оставалось под контролем Матвея Беляева, — это его воспаленный разум, подобный тайфуну, который пожирал всё на своём пути смертоносной воронкой. Однако иногда он выплёвывал обрывки воспоминаний, и те холодным эхом раздавались в голове собирателя:

«Там, по его словам, души скитаются, пока не искупят свои грехи. Может быть, мы уже давно умерли, а наши души просто не могут найти покоя?»

«Забота о собственной шкуре и безразличие к другим помогло и помогает мне до сих продолжать дышать, Беляев.»

«Видишь ли, в медицине существует такая процедура, как кровопускание…»

«Надеюсь, теперь ты понимаешь, Матвей, как важна эта экспедиция?»

«Не смей меня больше оставлять! Слышишь? Не смей!»

«Это ничего не меняет, Матвей. Ни хрена не меняет, понял ты меня⁈»

Матвею хотелось кричать, заставить их умолкнуть. Но даже если бы он обрел голос, в ядре этого тайфуна он оставался бы лишь жалкой песчинкой.

Лицо Йована склонилось над парализованным телом Матвея, глаза покойника смотрели на него с безразличием. Капля крови из его смертельной раны капнула на лоб собирателя, и он пробудился.

— Все хорошо, Матвей, все хорошо, — ласковый голос Маши убаюкал его и снова погрузил в небольшую дрёму.

Когда Матвей проснулся, верхушка солнца прорезала горизонт и медленно вырастало из-под земли.