Читаем Дети Арктиды. Северные истоки Руси полностью

После гибели Арктиды северная раса двигалась к югу двумя главными ветвями, и разделение-расслоение происходило непрерывно по мере удаления от Севера. Консервативное жреческо-земледельческое ядро, его можно назвать кельто-славянским, спускалась поэтапно через Кольский и Канинский полуострова. Реформаторское крыло кшатриев, воспользовавшись «историческим» моментом, устроило мятеж, или, как говорит Генон, «контринициацию», и двинулась, а точнее поскакала, ведь именно они подарят Евразии лошадь, вдоль Урала по кратчайшей прямой на Юг. До Аркаима спустилось основное ядро кшатриев, будущие индоевропейцы-скотоводы; славян, то есть земледельческой основы, там уже не было, но и юг Урала не стал родиной ни для кого, инерция поиска лучшей жизни набрала силу, и корней как таковых уже не осталось, после привала в Аркаиме произошло следующее разделение – к Причемноморью двинулась западная романо-германская ветвь индоевропейцев – предки греков, латинов, германцев, а дальше на юг азиатская ветвь, индоиранцы, тохарцы и хетты. Нелинейность, разделение на сословия или касты можно считать изначальной структурой северной расы, и у каждой касты свой стереотип поведения. Та часть, которая осталась, несмотря на тяжелую среду обитания, и которая дала начало славянской ветви, образовалась из самой инертной массы земледельцев и основного и консервативного по самой своей сути ядра жречества, главная часть кшатриев-воинов составила западную ветвь индоевропейства, в Азию двинулась часть ариев, ведомая жрецами-реформаторами. До окончательного разделения западная и азиатская ветви долгое время, вплоть до Аркаима, существовали вместе, уже после отделения праславянства, и этим объясняется, что у индоевропейцев много больше общего между собой, чем со славянским типом. Разделение по типам объясняет исторический феномен отсутствия жречества как касты в западной ветви и слабость воинского сословия в славянской. И у эллинов и у римлян много богов и храмов, но уже нет профессионального жречества, зато каждый мужчина потенциальный воин, и обе цивилизации существовали по большому счету за счет завоевательной экспансии и исчезли сразу, как только ослабла воинская прослойка. Германская раса также жила войной и «без царя в голове» и потому так долго рыскала в поисках какой-нибудь родины. Германский тип наиболее «чистый» вариант типа с отсутствующей первой, жреческой кастой и с наиболее мощной второй, воинской. Исключительный феномен западного мира кельтская раса, сохранившая первую касту и ее первое место в иерархии, и именно они бились до конца с атлантической волной северной расы, и именно их уничтожали с странным упорством некой сверхидеи и римляне и германцы. Кельты также занимают особое место в северной расе, как и славяне, их язык имеет также мало общего с индоевропейцами, как и славянский. Историк Классен вообще относил кельтский язык к славянской группе. Кельты, колты, сколоты – была явно общая связь кельтского и славянского миров, кельтская ветвь пошла не с индоевропейцами через Аркаим, а со славянами через Кольский полуостров и уже дальше самостоятельно на юго-запад до Причерноморья, откуда их позже оттеснили славяне в глубь Европы. Славяне вобрали в себя основной земледельческий и жреческий типы, но лишились промежуточного, самого динамичного сословия, воинов и вождей. Это и определило архаичность, даже отсталость, инертность внешней жизни и мощную духовную составляющую жизни внутренней. Славянство незаметно в истории, это один из его феноменов, и объясняется это тем, что оно не умело воевать, а делало во все времена истории то, что умело – пахало землю. Мы не знаем славянских завоевательных походов, мы слышим о славянстве тогда, когда оно защищается от захватчиков. Причем из-за слабости, даже ничтожности второй касты любая война становится народной. Именно в русском «ратай-пахарь» и «ратник-воин» единого корня и одного целого, именно в русском вся терминология воинской касты нерусского, даже антирусского чужого корня, от солдата и сержанта до генерала и маршала. Все известные войны на Руси начинались поражением дружин ли, войск ли и заканчивались победой ополчения. Батый да Мамай били всех князей до тех пор, пока сам народ это терпел, как известно в войске Дмитрия Донского регулярные княжеские дружины составляли лишь малую часть, главная сила была в топорах да в дубинах.

Перейти на страницу:

Все книги серии Славная Русь

Похожие книги

100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное