Читаем Дети Арктиды. Северные истоки Руси полностью

Здесь по полугодиям встает златокудрое солнце.

И наполняет словами мир, именуемый Суварна.

Почему нас так тянет на Север-Суварну? Как у Тютчева: «О Север, Север чародей, иль я тобою околдован, иль в самом деле я прикован к гранитной полосе твоей…». Мы до сих пор не знаем, почему с такой неистовостью уже тысячи лет тысячи перелетных стай с каждым новым Солнцем возвращаются на Север, но кажется мне, что наша тяга «наверх» из той же великой северной тайны.

* * *

Из ближайшего исторического периода только между ю и 8-ю тысячами лет до н. э., во время потепления в арктическом регионе наступило время, пригодное для проживания, и именно тогда предки ариев-земледельцев зачем-то возвращаются в Заполярье из более южных областей, отделившись от остальной расы на несколько тысячелетий. Зачем? В умеренных широтах климат стал еще более благодатным, ледники отступили, девственные леса, луга и озера кишели живностью. Но тем не менее, явное уменьшение находок орудий труда и предметов первобытного искусства в тех же умеренных широтах относится именно к этому периоду.

С точки зрения наиболее консервативного ядра кризис выглядел как деградация, а те, кто смирился и приспособился к новым условиям, – как ренегаты-отступники. В то же время, традиционалисты-консерваторы не могли не понимать глобальность и необратимость изменений, но ценность Традиции была для них безусловно выше бессистемного, пусть даже относительно благополучного существования. Быть может, часть из них ощущала даже нечто подобное религиозному чувству богооставленности позднейших эпох. Разность в образе жизни неминуемо вела к разнице стереотипа поведения, а значит, к размежеванию и конфронтации. Поэтому нет ничего удивительного в том, что какие-то группы людей, пытавшихся сохранить инерционное и более «духовное» существование, могли, постепенно удаляясь от своих более конформистских сородичей за отступившим ледником, достичь северной оконечности материка и закрепиться на ней. Это переселение, в отличие от спонтанного рассеивания оставшихся, осуществлялось максимально большими группами, под руководством каких-то вождей, имевших не столько воинский (как в поздний период), сколько духовный, жреческий авторитет.

Гипербореи – самое инерционное ядро Арктиды, первые консерваторы, первые и истинные традиционалисты.

* * *

Главными знаковыми символами новой советской эпохи несомненно явились красный цвет, красная звезда, серп и молот и новый герб. Сам герб содержит тоже немало замечательных знаков, прежде всего это пятиконечная звезда и солнце, причем это именно восходящее солнце, а звезда восходит именно над Северным полюсом. Не случайно проекция земного шара повернута так, чтобы на «лобном» месте показать полюс. К чему это большевикам и Солнце, и полюс? Во-вторых, обрамляющие земной шар колосья пшеницы, явное и даже буквальное выражение земледельческой цивилизации, хотя сами большевики не очень жаловали крестьян, считая своей опорой рабочий класс. А призыв герба и всей новой эпохи может звучать и так: «Пролет-АРИИ всех стран, соединяйтесь!», тем более что само это иностранное слово для тех же рабочих и крестьян было малопонятно, но зато было близко ударение на раскатистом «А-Р», видимо, как отголосок того самого «арского-расского» земледельческого «коллективного бессознательного». И на земном шаре стоит еще печать серпа и молота, причем серп накрывает молот, а не наоборот, острие серпа явно уходит к точке Северного полюса, и туда же указывает наконечник молота. И вся эта фигура сама по себе свастична с наклоном в 45 градусов, что наводит на явную параллель с фашистской свастикой, но важно, что ее предупреждает. Серп и молот с проекцией на Север закрывает Русь на гербе как охранная печать, как щит, в преддверии великой битвы с Западом.

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Славная Русь

Похожие книги

100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное