Читаем Дети Арктиды. Северные истоки Руси полностью

Но роль и место Бормана это частный вопрос, а вот роль и значение свастики во взлете и крахе нового германского рейха ключевая. Никто не может сказать, почему в самые решающие моменты самых решающих битв на Востоке Гитлер становился явно неадекватен и принимал явно иррациональные решения, которые приводили в смятение генералов и в конечном итоге – к военным катастрофам. Это из области иррационального, почему вдруг фюрер действительно становился «бесноватым», словно какая-то неведомая сила закрывала его разум, затемняла дух и отрезала источники интуиции. Хотя в начале войны, до русской кампании, Гитлер показал себя гениальным военачальником с действительно гениальной интуицией. Самые показательные и ключевые моменты «Drang nach Osten»: первоначально операция «Барбаросса» была утверждена на две недели раньше, но именно Гитлер вопреки мнению Генштаба настоял на дате 22 июня, то есть после летнего солнцеворота, уже в «темное время» года, разворота Солнца в ночь и время правосторонней свастики, время разрушения и самоочищения; уже через два месяца после взятия Смоленска перед вермахтом прямой и свободный путь на Москву, Сталин уже сам понимает, что город не отстоять, сибирские дивизии еще далеко, Жуков не успевает, начинается эвакуация столицы, но в решающий момент Гитлер вдруг останавливает наступление и решает брать Киев, чем приводит в замешательство всех генералов. Вермахт мог уже по инерции докатиться до Москвы, и фюрер практически своими (или не своими) руками сорвал взятие русской столицы, более того, он обескровил группу армий «Центр», перебрасывая лучшие части на Юг. Что-то двигает его на Волгу, и он убеждает генералов, что Сталинград важнее Москвы. Битва на Волге – это великая битва, но кроме великого героизма русского солдата в ней есть и нечто необъяснимое. В послевоенных мемуарах генералов вермахта красной нитью проходит главная мысль: по всем законам военной науки, по всем законам кшатриев, армия Паулюса не могла не взять Сталинград. Попытки объяснения сводятся к тому, что лишь бездарные и противоречащие друг другу приказы Гитлера, нерасторопность Генштаба, бездействие Паулюса привели 300 тысяч немецких рыцарей в котел, на очередное Ледовое побоище. В наших источниках все попроще, воля к победе и гений наших генералов. Но где была эта воля к победе, пока нас не загнали до священной Ра-Волги? А бездарность наших военачальников, не выигравших ни одно сражение до этого и сдавших пол-России, оправдывается лишь поговоркой «победителей не судят».

Сталинградская битва по продолжительности и ожесточенности боев, по количеству участвовавших людей и боевой техники превзошла на тот момент все сражения мировой истории. Сто тысяч квадратных километров, 2 миллиона человек, до 2 тысяч танков, более 2 тысяч самолетов. По результатам эта битва также превзошла все предшествовавшие в Новой истории. Под Сталинградом русские бились не просто с немцами, а уже с индоевропейцами, советские войска разгромили пять армий: две немецкие, две румынские и одну итальянскую. Враг потерял убитыми, ранеными, плененными более 800 тысяч солдат и офицеров [25] . Участники битвы вспоминали о необъяснимом внутреннем подъеме перед сражением и вообще о странной атмосфере вокруг, воздух, «эфир», был как бы наэлектризован, пахло «войной» и какой-то особенной энергией, «было уже не страшно умирать», как написал в своей книге участник битвы Н. Некрасов. А в войне, как известно, побеждает тот, кто не боится погибнуть. Надо добавить, что вся советская операция на Волге – Ра-Ранхе – шла под кодовым названием «Уран», древнегреческой кальке Ра. И еще один аспект «северно-гиперборейской атмосферы» всей русско-германской битвы проявился в природе, известно, что зимы 94/42 и 942/43 годов были самыми суровыми за все ХХ столетие. И не странно ли, что фюрер подвел (или опять же, его подвели) все главные свои наступательные операции на Восточном фронте под самые «русские морозы». Смоленск был взят ранней осенью, и по планам германского Генштаба взятие Москвы должно было быть завершено до начало холодов, но Гитлер остановил наступление, взял ничего не решающий Киев и только в декабре двинулся на Москву.

Перейти на страницу:

Все книги серии Славная Русь

Похожие книги

100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное