Читаем Дети Арктиды. Северные истоки Руси полностью

Иудейская традиция тоже матрица Атлантиды, но сами иудейские традиционалисты не любят рассуждать на эту тему. Хотя здесь преемственность гораздо прозрачнее. Бог Тот, бог Луны, «бог, который пришел с Запада», как его называли в Египте, тогда как линия Ра-Гор связывалась с Севером, тот самый греческий Гермес, индоевропейский Теос, германский Ал и ближневосточный Эл. И его верховный египетский жрец Моисей, который передал, точнее, вернул, ковчег Завета, новой матрицы Атлантиды, новому «избранному народу». Невероятно для иудейского монотеизма, что евреи Египта еще в IX–VII веках до н. э продолжали поклоняться Тоту (он же Хнум, он же Хонсу, лунный бог).

* * *

Что есть артикль в языке? Для меня, как русского, хоть и владеющего немецким и английским, от школы и до сих пор самая большая проблема это определенный и неопределенный артикли, проблема в том, что хотя я их и вызубрил, но попросту забываю, и дело в том, что я так и не усвоил их не-грамматические значение и смысл. Артикль это не грамматика, это самая древняя калька самого древнего коллективного бессознательного, самое архаичное затабуированное имя бога. Под неопределенным артиклем скрыто самое главное, самое древнее, уже самое неопределенное начало и во всех индоевропейских языках ein (нем.), an (англ.), un(фр.) и т. д., это тот же древнеегипетский Он, шумерский Ан. Он один для всех (местоимение «он» и числительное «один» все «одно») со времен праединства, с него началось человечество. А вот появление определенного (индоевропейского!)артикля это позднейший этап разделения Традиций, именно с этого момента индоевропейцы отошли от Севера, стали скотоводами, ведомыми атланто-ближневосточным El-Er – le (романск.), der (нем.), ther (ст. англ.)

По сути, самое главное отличие славянских языков от индоевропейских и есть артикль, то есть отсутствие такового. Артикля нет и у санскрита, литовского, то есть у всех языков, близких к архаичному северному ядру. По сути не важно, развитие это или антиразвитие языка, абсолютно и определенно это нечто новое, нечто другое в языке. «Язык – душа народа», и вопрос артикля это не вопрос грамматики, это вопрос к «коллективному бессознательному», к этой самой душе. Если в славянском хоть какую-то рудиментарную функцию неопределенного артикля выполняет числительное «один», то определенного артикля нет и следов. Очевидно, что он явно более позднего происхождения, чем неопределенный и появился у индоевропейцев уже после разрыва с Севером и со славянством, когда они попали уже под власть нового бога и чужой Традиции. Собственно, появление и четкое разделение неопределенного и определенного артиклей у индоевропейцев было следствием появления нового, «определенного» бога и неизбежного разделения его со старым, уже «неопределенным».

* * *

Где в языке (кроме артикля и местоимения) еще может быть закодировано имя бога? Именно в порядковых числительных, а если точнее, само число есть отражение пантеона богов, его иерархии. В индоевропейских языках все достаточно очевидно: ein, zwei, drei; one, two, three; uno, due, tre; unus, duae, trea – главенствующее место за Ан (Он), нов славянском языке опять принципиально другое, здесь сохранились два начала, два первенства, Один и Ра – один, два, три и раз, два, три. Причем первое место верховного бога Ванов «один» более поздний пласт, чем архаичное от Ра «раз», и, возможно, само разделение первого места связано с разделением праславян и прагерманцев, «пеших» земледельцев и «всадников»-скотоводов, Ванов и Асов (санскритское «asva» – «быстрая лошадь, авестийское «asgat» – «всадник»). Русскому духу и языку ближе считалка «раз, два, три» чем «один, два, три», и «один» все-таки ближе к неопределенному артиклю, например, в выражениях «один человек» или «в одном месте, в один день», и это совпадает с пластом, характерным для всех других индоевропейских языков: «ein-ein», «an-one», «en-uno».

Первое место, или верховенство бога неба Ан-Он – это обще-и пра-индоевропейское, но только в русском он делит первое место с Ра, но в русском «Ра(з)» более архаиченчем «Один-Он».

* * *

Этимология «один» не очевидная, но явно не германская, как, впрочем, и сам верховный германец Один, который стоит явно особняком, если не чужаком в германском пантеоне. Ганс Гюнтер, немецкий философ и германист: «Сколь многое в германском боге Одине представляется нам не индогерманским и не характерно германским! Один со своей «смесью возвышенности и обмана» это не индогерманский и не германский образцовый бог, а его почитание не характеризуется чертами индогерманской и исконно германской религии. В этом боге есть нечто чужое, не нордическое». Гюнтеру никто так и не возразил, но более странно другое, подчеркивая «истинную негерманскость» и даже «ненордичность» Одина, Ганс Гюнтер ничего не говорит, кто и где есть истинно германо-нордический бог.

Перейти на страницу:

Все книги серии Славная Русь

Похожие книги

100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное