Дети Бафомета

За распитием водки, поеданием мяса и разговором с птицей они и не заметили, что наступил вечер, готовый в самое ближайшее время перейти в ночь. Оставаться под открытым небом, когда имелась возможность переночевать под крышей, было глупо.

Поднявшись с колен, Красноклык, взял череп и, подняв его над головой, торжественно отнёс в хижину, где водрузил Безымянного Козла над очагом, повесив на вбитый в стену крюк.

Ушка, осторожно подхватив Острозубку, зашла внутрь и, осмотрев помещение, положила мышку на грязный комбинезон одного из прежних хозяев жилища, после чего вышла и забрала рюкзаки, которые поставила у входа. Красноклык в это время взял из ящика ещё две бутылки водки.

За стеной по-прежнему раздавались глухие удары. Зайчиха выглянула в окно и увидела, как птица, встав над здоровяком, у которого недоставало одной лапы, методично и размеренно клюет безглазое лицо, разбрызгивая в стороны мелкие кусочки плоти.

Никогда ещё Ушка не была настолько равнодушна к происходящему, как сейчас. В этом, возможно, был виноват алкоголь, ведь она впервые в жизни выпила достаточное его количество, чтобы опьянеть. Зайчиху не шатало из стороны в сторону, у неё не заплетался язык, ей просто было на всё насрать. От водки Ушке стало легко и спокойно и, может именно из-за накатившего равнодушия она решилась попробовать жареное мясо.

Хмыкнув, Ушка отвернулась от окна и, обращаясь к Красноклыку, который как раз открывал бутылку водки, сказала:

– Да, ещё водки нам не помешает.

Сказав это, зайчиха улыбнулась, от чего Красноклык, не смотря на то, что был сильно пьян, удивился:

– Странная ты какая-то.

Ушка взяла хвороста и, подкинув его в очаг, села напротив и уставилась остекленевшими глазами на заплясавшее пламя.

– Я ни о чём не жалею, – медленно сказала она.

И она действительно ни о чём не жалела: родители, которых она бросила, были ей равнодушны, на то, что произошло в пещере, ей было абсолютно наплевать, а воспоминания о том, как она надвое рассекла Чешуйку, не вызывали никаких эмоций. Она поначалу даже удивилась этому, но удивление тут же сменилось абсолютным, полнейшим равнодушием и это Ушке даже понравилось, ведь лишние переживания означали лишние проблемы, а их и так было достаточно. И ещё она поняла Красноклыка и то, почему он назвал себя свободным – они все стали свободными. Свободными от самих себя прежних, свободными от условностей, в которых жили раньше.

Они стали теми, кто они есть на самом деле.

Снаружи послышался глухой, протяжный рокот, а через несколько секунд раздались раскаты грома. Ушка вскочила, подбежала к выходу и выглянула наружу: на них медленно двигалась огромная чёрная туча, с которой вниз срывались ослепительные голубые молнии. Птица, бесшумно хлопая крыльями, пролетела над хижиной и скрылась в лесу, ловко облетая мёртвые деревья. В когтистых лапах она держала ногу здоровяка.

– Гроза, – прошептала Ушка.

– Слышу, – отозвался Красноклык, – ну, выпьем?

Ушка закрыла болтающуюся на одной петле дверь, подошла к лису и села рядом с ним.

– Давай, – сказала она, взяла бутылку и сделала большой глоток.

Красноклык, с улыбкой взглянув на Острозубку, спросил:

– Будить будем?

– Не надо, пусть спит.

– Хорошо. Слушай, а здорово я Безымянного Козла над огнём повесил?

Повернувшись к очагу, зайчиха взглянула на череп, оценила то, как он смотрится над пламенем и согласно кивнула:

– Выглядит, как надо. В этом есть что-то завораживающее.

– В чём? – спросил лис, протянувшись к бутылке.

– Череп над огнём.

– Это больше не череп, это – Безымянный Козёл, – ответил Красноклык и выпил.

– Как хочешь, – равнодушно сказала Ушка, отвернулась к очагу и закурила.

Лис подсел к ней и тоже достал сигарету.

– Теперь у нас есть курево, – сказал он, – много курева.

– Это точно.

– Знаешь, – затянувшись, сказал лис, – а я бы хотел с этой птицей подружиться. Она правильная птица, весёлая. Она даже похвалила меня за то, что я начал почитать Безымянного Козла.

Он поднял лицо вверх и благоговейно взглянул на череп.

– Эта птица сожрала бы тебя, если бы ты ослаб, – ехидно сказала Ушка.

– А ты разве нет?

– Что?

– А ты разве не сожрала бы меня, если бы умирала от голода? – глядя на зайчиху пьяными глазами, спросил Красноклык.

– Ты совсем дурак? – Ушка щёлкнула указательным пальцем лиса по лбу. – У тебя в голове что, вместо мозгов дерьмо?

Красноклык нежно, с любовью посмотрел на зайчиху и блаженно улыбнулся:

– А я бы вас сожрал. Честно-честно.

– Точно свихнулся, – прошептала зайчиха.

– Нет, – ответил лис, – я просто честен.

Ушка вспомнила, как несколько лет назад в школе ходили слухи, что в северных районах Межречки на месяц задержали поставки белкового порошка, и звери стали есть друг друга. Тогда в это верилось с трудом, ведь эти россказни больше походили на страшные сказки, но сейчас, глядя на Красноклыка, зайчиха поняла, что это вполне могло быть правдой. Что-то внутри неё подсказывало, что голод может довести вполне благопристойных и добрых зверей до безумия, и они станут способны на ужасные поступки.